Помни меня

Я полагала, что он будет любить кого-то, с кем целовался во время летних экзаменов в выпускном классе. А у него умерла любовь всей его жизни.

Как я и ожидала, она красива. Я хочу сказать, была красива.

Глядя в глубоко посаженные карие глаза Нив, я следую за ней, когда она резвится во время каникул, свадеб и изображает удивление в офисе, играя в «Тайного Санту». Я не знала ее, однако не могу поверить, что ее больше нет. Смерть вообще нелегко принять, но эта оживленная цифровая жизнь после смерти делает ее еще более непостижимой. Папа возненавидел бы ее.

Не теряя времени, я нашла Нив в интернете.

Вернувшись домой из «Уикер», я просмотрела последнюю любовную записку Карен, адресованную мне:

Чесночный батон – исчез

Соевый соус «эмой лайт» – не хватает одной кварты и сломан колпачок

Овсяная каша, кленовый сироп – пакет почему-то мокрый. Есть идеи?

Идей очень много, Карен. Включая несчастный случай – твое самосожжение, в то время как ты готовишь печенье с черничным джемом.

Я поднялась к себе, забралась на кровать и положила на колени ноутбук. Затем открыла Фейсбук и принялась искать Нив Маккарти (даже ее имя звучит, словно музыка).

Я сразу же нашла мемориальную страницу и принялась рассматривать посты и читать тексты. Думаю, я была права, предполагая, что у Лукаса нет онлайн. Его нет ни на одной из многочисленных фотографий, что кажется немного странным.

Это та самая Нив, в этом я уверена: совпадают не только даты. Время от времени кто-то мимоходом упоминает Лукаса и говорит, что он в их молитвах.

У покойной жены Лукаса высокие скулы и губы бантиком, на лице постоянно играет улыбка. Вот она собирается съехать на лыжах с горы, не замечая, что ее фотографируют. Она смеется, темно-каштановые пряди вьются вокруг розового лица. Здесь огромная галерея снимков, и я щелкаю по ним, восхищаясь и чувствуя себя вуаеристкой.

Глядя на фотографию с темным фоном, я вдруг вижу свое лицо, отраженное в ноутбуке. Словно неясно вырисовывающийся призрак. «Это я, Кэти…»

Она болела восемь недель. Наверное, он все еще не может прийти в себя. Даже трудно вообразить такое.

Я узнала о папе из ужасного телефонного звонка от Эстер. Она стояла возле Королевской холлэмширской больницы, а я была в университетской библиотеке. Я повторяла: «Что?» – потому что она сказала что-то настолько кошмарное и абсурдное, что это не могло быть правдой. Позже Эстер мне рассказала, что собиралась сказать, будто у папы критическое состояние. Ей не хотелось, чтобы я узнала правду, когда была одна. Но она не смогла подать мне ложную надежду. Я совершенно не помню свое путешествие в поезде из Ньюкасла. Однако ты знаешь, что когда-нибудь придется пройти через потерю родителей. А вот потеря своей половины в тридцать лет – этого ты никак не ожидаешь.

Очевидно, Нив была «ортопедом днем, поэтом ночью». Родилась в Галуэе. Жила в Дублине. Тридцать три. Всего тридцать три. На одной фотографии она ласкает Кита. Под фото – комментарий: Кит – любовь всей ее жизни.

Нет ни одного снимка, на котором она выглядит больной. Наверное, потому что недолго болела.

Вот она с глиняной пивной кружкой в Берлине, подняла большой палец перед камерой. На другом фото – в платье с цветочным узором, волосы зачесаны наверх, голову склонила набок. Подпись: «Свадьба Тэры и Терри». Она с чьим-то ребенком на руках, ее губы прижаты к пухлой щечке малыша. Подпись: «Руперт уже любит свою тетю Нив!» За обеденным столом у кого-то в гостях, комментарий: «Прежде чем мы набросимся на еду». Компания улыбающихся людей позирует вокруг блюда с кебабами.

Почему нигде нет Лукаса? Он ненавидит камеру? Полагаю, камера вряд ли ненавидела бы его.

Погодите, вот он! У меня перехватывает дыхание, когда я вижу фото Лукаса в неофициальной обстановке, не на работе. Это нелепо, учитывая, что он мне никто, да и я ему тоже.

Он смотрит в объектив, положив руку на спинку дивана. Судя по слегка устаревшей плюшевой обивке персикового цвета, это дом родителей или даже дедушки с бабушкой. Рядом с Лукасом сидит Нив, нога на ногу, в полосатом топе и джинсах, с сияющей улыбкой. На лице Лукаса написано вежливое согласие, однако также читается затаенная обида. У меня возникает своеобразное ощущение телепатии, которая была между ним и мною в восемнадцать лет. Тогда я чувствовала, что могу читать его мысли. Ха, ничего-то ты не могла, – напоминаю я себе.

Господи, какой он потрясающий! Меня чуть ли не раздражает, что это я первая заметила светящуюся белизну его кожи, чернильную черноту волос, пристальный взгляд. Мальчик, которого я когда-то любила, стал Кумиром, а мой статус Главной Фанатки теперь затерялся в море восторженного поклонения.

Наверное, когда он вдруг овдовел и его окутал флер трагедии, ему пришлось покинуть Ирландию из-за толп поклонниц.