Помни меня

Не помню, с чего началась эта традиция, но часто папа, закончив какую-нибудь работу по дому, говорил:

– Куда, капитан?

Это означало выход в свет. С учетом возможностей города и бюджета я могла получить все, что хочу. Это было так волнующе! Только вообразите: ребенок у руля до самого вечера!

– Шоколадный пудинг?

Мы отправлялись в кафе универмага, и я получала башню из мусса с вафлей в форме веера, а папа прихлебывал из чашки чай.

– Приключение с полетом.

– «Бэтмен» в местном кинотеатре и попкорн.

– Катание на коньках.

Я неуверенно выписывала бесконечные круги на катке. Ботинки, взятые напрокат, были так туго зашнурованы, что врезались в тело. Папа в это время читал газету.

Затем последовал переходный возраст, когда я стала слишком большой для наших суббот. Папа бренчал своими ключами в прихожей, и ему приходилось перекрикивать гремящую музыку:

– Ты идешь – или как, Джорджина?

Мама отрезала:

– Черт возьми, конечно, она не пойдет с тобой в фермерский магазин, Джон.

Я чувствовала себя слишком взрослой для наших походов, но и слишком юной, чтобы отказаться. В результате мы с папой, выполнив свои поручения, встречались за латте, макиато и бисквитами с яркой глазурью.

Однажды, промозглой зимой, когда мне было пятнадцать, в голову пришла другая идея. К пяти часам вечера стемнело, и мама с Эстер пошли за покупками и еще не вернулись.

– Мы можем где-нибудь поесть карри?

Мама терпеть не могла острую пищу, и мне лишь изредка доводилось отведать еду навынос из индийского ресторана. Папа и глазом не моргнул:

– Сегодня суббота. Ты капитан.

Когда взрослый говорит «да» на твою спонтанную идею, ощущаешь такую свободу! Мама всегда находила пять причин, чтобы отказать: «Может быть, в другой раз». Папа понимал меня, а я понимала его.

Мы пошли в одно заведение на Глоссоп-роуд, которого теперь больше нет. Папа надел очки для чтения и с авторитетным видом изучал внушительный выбор известных блюд, сорта хлеба, а также йогурты, чтобы «потушить пламя».

И сегодня (хотя я ценю индийский ресторан с коктейлями ласси, колониальными веерами и стильным интерьером) на самом деле мне хочется неоновой вывески, флоковых обоев, обжигающего карри, мелодии ситара, горячих полотенец лимонного цвета и щипцов. Это мое возвращение в прошлое по Прусту.

Как только я подцепила кусочек пападама и окунула его в чатни[55] с манго и острый маринад с лаймом, я поняла, что буду фанатом карри.

– Но ты же почти не притронулся к этому блюду! – сказала я, поглощая тикка масала, в то время как папа распространялся о прелести перехода к более интересным блюдам, когда закончится мой срок подмастерья.

– Оно не нравится твоей маме.

– Разве ты не скучаешь по этой еде?

Папа улыбнулся:

– Брак – это компромисс. Когда-нибудь ты это поймешь.

– Я не выйду замуж за того, кто не любит карри. Ни в коем случае.

Мама обычно терпела наши вылазки, находя в них положительные стороны. Но я помню наше возвращение в тот вечер. Она была в ярости.

Папа не предупредил ее, она зря приготовила цветную капусту с сыром, от нашей одежды «воняет» и ее придется стирать, почему не пригласили Эстер, почему мы не устроили семейный обед, сколько это стоило.

Сначала я пыталась умилостивить ее, но, когда это не удалось, скользнула вверх по лестнице и оставила их разбираться.

Эстер вернулась из Йорка после своего первого семестра. Насколько я понимаю, она проводила там время, общаясь с более шикарными людьми и стыдясь нас. Она вылетела из своей спальни и ворвалась в мою.

– Почему ты это делаешь?

– Что именно?

– Провоцируешь ссоры между мамой и папой. Ты же знала, что она разозлится, если вы пойдете куда-нибудь обедать. И ты знаешь, что можешь вить веревки из папы и он сделает все, что ты хочешь. А затем ты скользящей походкой удаляешься наверх и предоставляешь им орать друг на друга.

– Я не знала, что мама не в курсе.

– Откуда ей было знать, если ты ей не сказала? Папа никогда не пользуется своим мобильником. Он его даже не включает.

Эстер права. Честно говоря, я знала, что мама не в курсе. И также знала, что она скажет «нет». Вот почему я ей не сказала. Но не станешь же признаваться тому, кто и так на тебя сердит, что он прав. Это все равно что улечься, как антилопа рядом со львом, и предложить ему прокусить твою сонную артерию.

Это были неписаные правила нашей семейки: папа и мама могли в любой момент взорваться, а наша роль заключалась в том, чтобы действовать в качестве посредников, умиротворять и сглаживать.

– А почему именно я должна была говорить маме? – спрашиваю я.

Эстер яростно указывает пальцем вниз, откуда доносятся громкие голоса.

– ВОТ ПОЧЕМУ… Мне пришлось есть холодную цветную капусту с сыром, и мамино давление зашкаливало, в то время как ты развлекалась. И теперь атмосфера в этом доме стала еще ХУЖЕ. Мать твою так, Джорджина, ты чертова эгоистка.