Поминальник усопших

…Тоже, выходит, глядели как в воду?…Когда смута перекинулась из Питера на Москву, даже сорокатысячный её офицерский корпус «самоустранился» от событий…Видите ли, он не доволен был политикой Временного правительства! А что его уже нет, и наступил конец Империи, — Конец им самим, — не сообразил. И оказалось, что Первопрестольную, Россию спасать некому было кроме мальчиков–юнкеров Александровского училища (что на Знаменской) под командой никому тогда не известного подполковника Дорофеева — и с т и н н ы х Г е р о е в Н а р о д а…

…И герои наши тоже остались. Два года спустя, 12 декабря 1917, оставили они квартиры свои по Сергиевской, 22, и 26/28, по Каменно–островскому проспекту, и «переписали» их бедствовавшим, — в сотрясаемом пьяной матроснёю Кронштадте на Котлине, — семьям дочерей мачехи Мартына Владимировича Натальи Николаевны Бирулёвой. С младенчества поднимавшей и воспитывавшей его по смерти родной матери. Да ещё и в тяжкой роли второй — и ревнуемой отчаянно — жены отца его Владимира Александровича Адлерберга. А потом нянчившей и чадо его любимое — Мелитту.

Но, погодя немного, надумали они, вдруг, санитарным вагоном, «добытым» милейшим Николаем Оттовичем, тайно и по скорому оставить Москву: подогнал слух что «о них справляются».

Вскоре и Николай Николаевич, мысленно сперва, присоединился к их планам. С помощью Владимира Васильевича и Нольте с Гордых подготовил женщин и бедного Мартына Владимировича в дальнюю дорогу. И под слёзы брата и свои собственные, но зато при устроенном им надёжнейшем сопровождении близких Павлом Оттовичем, — который, говорилось уже, «сам один стоил половины (если не целой) роты пластунов», — «отпустил» их аж под самый Кременец. На Украину. К старому сослуживцу по Баварской миссии и другу детства (да и родичу через Голицыных) Алексею Владимировичу Трубецкому. Владевшему там микроскопическим родовым поместьем. Сам же с Иваном Павловичем изготовился. Не без пренеприятнейшей процедуры приобрел у знакомого Владимиру Васильевичу комиссарствующего жулика удостоверенческие «бумаги». И тихо убыл в бывшее имение покойной бабки своей Нелидовой Марии Васильевны — село Нелидово одноимённого уезда Костромской губернии…

…А его в самом деле искали уже. Только тогда не Чичерин ещё…

Почему не уехал он вместе с Мартыном Владимировичем и со своими женщинами на Украину? Или, из–за чего не взял их всех с собою под Кострому, где никто их никогда не видел и не опознал бы? И вообще, зачем были все эти ни к чему путному не приводящие тайные отъезды–переезды — бегства практически — взамен само собою напрашивавшейся тогда для их семьи любым (даже самым опасным) путём эмиграции из России? Понятия не имею. Ни Мелитта — дочери, — через множество лет, — ни Марфа — Мелитте объяснить смысл этого его странного (старческого, говорили) решения не брались…

Ведь близкие люди старались в те трагические времена не расставаться! Зачем тогда старик отделился от своих?

Скорей всего, и наверно (и это не раз говорил мне Кирилл Николаевич Голицын незабвенный), — неординарностью своей громкой фамилии–судьбы и очень уж заметной, в глаза бросающейся, аристократической внешностью Николай Николаевич страшился навлечь на них беду! В столицах и центрах страны искали уже усиленно СЕМЬИ ВОТ ТАКИХ ВОТ «БЫВШИХ» (В частности, ЕГО, — повторюсь, — тоже, и в особенности!). Чтобы непременно семьями же уничтожить (Миней Израилевич Губельман /кличка: «Ем. Ярославский»/, задумавший лишить Россию коренных сословий, дело знал отлично!).

…И они расстались. Слава Богу, не на долго.

15. Кострома.

Нелидово… Глушь. И никто в лицо Николая Николаевича здесь не знал. Не мог знать. Даже члены поповой семьи Тихомирновых знать его, вернее, узнать не смогли бы: видели Николеньку однажды только. Да и то Бог знает когда — в возрасте нежном. А и узнали бы… Тоже не беда: глава семьи, — священник Степан Филиппович, из «Чёрно–передельцев», — некогда «отставлен» был дедом Николая Николаевича Александром Владимировичем от верной каторги. А то и вовсе от крепости. И привечен. И о. Веналий костьми бы лёг — не выдал бы племянника спасшего его генерала. Меж тем, только под Костромою большой и дружной адлерберговской семье принадлежали когда–то в уездах Буйском, Галицком, Кологривском и Макарьевском аж 25 тысяч десятин «родовых». Привнесенных в 1817 году ещё Владимиру Фёдоровичу в качестве приданного родителями невесты его фрейлины Марии Васильевны — Василием Ивановичем Нелидовым и Анастасией Васильевною (урождённой Сенявиной).