Не успел я договорить, как раздался звон стекла. Ну конечно, этот близорукий Клавдий, мчась, как всегда, напролом, сокрушает стеклянные колпаки, которыми Леонард накрыл нежные ростки. Пока мы собирались с мыслями, тапир уже решил, что в саду Леонарда совсем неинтересно, пробил зияющую брешь в артистически подстриженных кустах живой изгороди и резвой рысцой скрылся в ночи. Курс, который он теперь избрал, не сулил нам ничего хорошего. Впереди было небольшое озерко, и Клавдий бежал прямо к нему. Тапиры – превосходные пловцы, они очень любят воду и могут подолгу нырять. Разыскивать тапира в мутном водоеме площадью в четверть акра, да еще в дождь, да еще в такую тьму, потруднее, чем искать иглу в стоге сена! С удвоенной энергией бросились мы в погоню и в последнюю секунду настигли Клавдия. Я увидел перед собой его круглый зад, сделал отчаянный бросок и (это был не столько точный расчет, сколько везение) ухитрился схватить беглеца за заднюю ногу. Через тридцать секунд я пожалел, что не промахнулся. Лихо брыкаясь, Клавдий лягнул меня в висок так, что из глаз у меня посыпались искры. Он опять перешел на галоп, а я постыдно волочился за ним по грязи. Но к этому времени я настолько промок, настолько продрог, так вымазался и так разозлился, что мне было на все наплевать. Я впился в него, как моллюск, которого никакие волны не могут оторвать от камня, и моя настойчивость была вознаграждена. Мне удалось затормозить бег Клавдия, а тут как раз подоспели остальные и вцепились в разные части его тела. Надо сказать, что у тапира буквально не за что ухватиться. Уши маленькие, не удержишь, хвост короткий, гривы вовсе нет, только за ноги еще кое-как можно взяться, а жирные ноги Клавдия стали совсем скользкие от воды. И все же, сколько он ни брыкался, ни лягался и ни фыркал, выражая свое негодование, мы не отставали от него. Сорвется рука у одного – его тотчас сменит другой. В конце концов Клавдий решил, что с нами надо бороться иначе. Он вдруг перестал прыгать и лег, все время поглядывая на нас...
Мокрые, измученные, мы стояли вокруг него и растерянно смотрели друг на друга. Пять человек и упрямый тапир весом в четыреста фунтов. Нести его нам было не под силу, а Клавдий явно не собирался облегчать нам задачу. На его тупой и упрямой морде было ясно написано: хотите меня вернуть в зоопарк, будьте любезны, несите. Но откуда же нам взять подкрепление? Положение казалось безвыходным. Однако, как ни упрям был Клавдий, я был еще упрямее. Один из членов моего промокшего насквозь отряда сходил в зоопарк за веревкой. Конечно, надо было сразу взять с собой такое необходимое орудие лова, но я, простак, думал, что загнать Клавдия домой не труднее, чем козу. Мы крепко обвязали веревкой шею Клавдия, стараясь, конечно, не задушить его. Правда, кто-то из моих промокших помощников пробурчал, что скользящий узел был бы сейчас в самый раз. Двое взялись за веревку, двое ухватили тапира за уши, еще один за задние ноги, все вместе поднатужились и прокатили Клавдия, словно тачку, футов на десять, после чего он снова шлепнулся на землю. Сделав короткую передышку, мы опять впряглись. Протащили беглеца еще на десять футов, при этом один из самых рослых и грузных членов нашего отряда отдавил мне руку ногой, и я к тому же еще потерял туфлю. Еле переводя дух, совершенно подавленные, мы сели отдохнуть под проливным дождем. Всем хотелось курить... А еще хотелось, чтобы лучше уж не было на свете этих тапиров.