Ползущие в ночи

- Ты желаешь мне такой жизни? - отвечала ей старуха. - Своей родной матери? Ты хочешь, чтобы я сидела с этими старыми пердунами, смотрела, как они пускают слюни и ходят под себя, травят байки про старые добрые времена, будучи не в состоянии самостоятельно пожрать да посрать? - Она всегда говорила "посрать", считая, что "обгадиться" звучит как-то унизительно. - Ты мне такой жизни желаешь? Сидеть и сплетничать со старыми курицами, пока я окончательно не превращусь в развалину и перестану вставать с постели?

Бетти говорила ей, что это совсем не то, что она имела в виду, и рассказывала обо всех преимуществах такого места – о медицинском обслуживании, занятиях, общении. Куча разных возможностей. Но старуха была против этого, потому что видела, как в одном из таких мест умирает ее собственная мать. Последние два года своей жизни она провела в подобном месте, пока окончательно не потеряла волю к жизни и не умерла.

- И когда я умру, - сказала старушка Бетти, - это будет по моему собственному выбору, а не потому, что я заперта в одной из тех тюрем.

- Но, мама...

- Не спорь, юная леди.

Это было довольно забавно, потому что Бетти было шестьдесят семь, но это не имело значения для ее матери, потому что для нее она всегда будет неуверенной девочкой, глупой, как бревно, и с мышиными мозгами. Не то чтобы она ее не любила, вовсе нет, но ее выбор не всегда был лучшим для нее или других.

- Хочешь сдать меня в дом престарелых? Хорошо, я соглашусь на это при одном условии, и, я думаю, ты знаешь, что это будет, юная леди.

В этот момент Бетти всегда качала головой и молча отказывалась, потому что не хотела знать, она просто не хотела знать.

Но старуха не собиралась так легко спускать ей ее глупость.

- Ты вернешься сюда, в свой дом. Переедешь из города и займешься здесь кое-чем.

- Я не хочу ничего об этом слышать.

- Необходимо оставлять для них пищу, отходы и мясо.

- Нет, я не хочу больше слышать об этом. Я не собираюсь жертвовать своей жизнью ради твоих заморочек, - сказала она и тут же пожалела об этом. - Я имею в виду... Я не хочу говорить об этом. Я не могу здесь жить, зная, что... они... эти твари где-то поблизости. Я просто не могу. Как ты думаешь, почему многие уезжают отсюда и никогда не возвращаются? Я не хочу ничего знать о Хеймаркете и его гнилом прошлом. Я просто не хочу.

- В этом проблема всей молодежи – вам наплевать на традиции, на ответственность перед старыми обычаями, которые нужно соблюдать. Если не позаботиться о тех, кто снизу, они выберутся на поверхность и...

- Нет, мама, хватит.

Да, именно так всегда начинались и заканчивались эти разговоры.

Когда старуха пробиралась через траву к опушке леса, останавливаясь каждые несколько минут, чувствуя груз своих прожитых лет, она знала, что Бетти была права в одном: у Хеймаркета было гнилое прошлое. Этот проклятый город был построен на пожелтевших скелетах, спрятанных в шкафах и загроможденных тайнами. Так было всегда. Огромная больная рана, в которой теперь копошилась полиция. Они перекапывали землю Эзрена, и все знали, что этого делать не стоило. Достаточно было того, что время от времени в илистой отмели Пиджен-Ривер во время августовской засухи снова и снова находили кости, смытые весенним паводком. Но никто не пытался откапывать их, тем более на землях Эзрена. Теперь они вскроют эту язву, и по земле снова потечет гнилая кровь.

Подойдя к деревьям на расстояние тридцати футов, она с трудом присела на корточки и выбросила мешок.  От объедков исходила ужасная вонь, но им это нравилось.

- Еда! - Закричала она сухим хрипом, когда наконец встала на ноги, что потребовало определенных усилий. – Идите и заберите свое...

Она слышала, как они шуршат в кустах. Хуже того, она чувствовала их запах. И это заставило ее вернуться в дом немного быстрее, несмотря на протесты ее бедер, колен и боли в спине. К тому времени, как она достигла крыльца, от напряжения у нее закружилась голова. Ну, может, хоть раз она проспит всю ночь.

Может быть, я просплю вечность.

Она повернулась, ожидая увидеть их сгорбленные, волочащиеся фигуры, но они были застенчивы. Они не хотели, чтобы на них смотрели, так же, как ей не нравилось смотреть на них.

- Ну же! – Крикнула она им. - Забирайте то, что я вам оставила, и убирайтесь в свои слизистые норы!

Когда она добралась до крыльца и вошла в дверь, тухлый запах стал интенсивнее, и она услышала, как они выползают из леса, шипя и бормоча. Один из них хихикал.

12

- Все, что я хочу сказать, это то, что мне жаль, что ты не проявил немного здравого смысла, - говорил на следующее утро шериф Годфри, и его лицо было твердым, как мрамор. - Разве Хайдер не сказал, насколько это может быть опасно?

Кенни, глядя налитыми кровью глазами в пустое пространство, ответил:

- Он чертов суеверный идиот, и мы оба это знаем.

Годфри кивнул.

- Может, и так. Но идиот он или нет, ничего бы этого не случилось, если бы ты просто послушал его. Теперь у меня три пропавших без вести помощника шерифа и один патрульный. Как, черт возьми, я должен это объяснить начальству?