Согнувшись в три погибели и едва не вывихнув шею, я при слабом свете немилосердно коптившей лампы принялся осматривать стены и потолок подземного зала. И вдруг с невыразимым волнением заметил как раз над своей головой глубоко врезанные в камень свода штрихи, вид которых никогда не обманывает тех, кто долго отыскивал, открывал, расшифровывал и изучал произведения первобытного искусства на стенах подземных пещер. Но глаза мои были слишком близко от потолка, и я не мог уяснить себе значение этих врезанных в камень штрихов. Я лихорадочно встряхнул лампу и, пользуясь вспышкой ее света, улегся навзничь на земляной пол и бросил взгляд на потолок.
И внезапно передо мной возникла — в пугающей близости! — голова рычащего льва, выполненная с удивительным мастерством.
Голова эта — более крупная, чем в натуре, — поражает своей необычайной, глубоко волнующей выразительностью. Собранная в складки кожа на лбу и на морде, яростно оскаленная пасть и злобно прищуренный глаз придают голове хищника необыкновенно свирепое выражение, которое еще усиливают торчащие из пасти огромные — восемь сантиметров в длину — острые клыки.
Великий безвестный художник доисторической эпохи, вооруженный лишь острым осколком кремня, создал этот шедевр первобытного изобразительного искусства на неровном каменном своде низкого зала, воспроизведя с величайшим реализмом и убедительностью страшное видение, вынесенное им из смертельной схватки с одним из самых злобных и могучих хищников той эпохи — пещерным львом.
Такие находки щедро вознаграждают археолога за годы поисков, за километры, пройденные под землей иной раз с величайшими трудностями. Как передать неизъяснимое чувство, охватывающее исследователя в ту минуту, когда он, один в глубине подземного лабиринта, вдруг оказывается лицом к лицу с неопровержимым свидетельством артистичности, уже свойственной человеку в такую отдаленную от нас эпоху, перед которой древнейшие произведения египетского искусства кажутся созданными лишь вчера!
И как не почувствовать волнение, впервые увидев вновь, столько тысячелетий спустя, облик страшного хищника, населявшего в те бесконечно далекие времена леса и степи нашей нынешней родины! Изображение, сделанное современником, видевшим своими глазами грозного зверя, отважно вступавшим с ним в неравный бой.
За долгие годы исследования и изучения подземных пещер в Пиренеях такая удача, такое счастье выпадали на мою долю только дважды: в 1923 году в пещере Монтеспан (я рассказал об этом открытии в предыдущей главе) и в 1930 году в пещере Алкерди (испанская Наварра), где я обнаружил на стенах превосходные изображения бизонов и северных оленей.
Пещера Лабастид была новой пещерой с наскальными изображениями, открытой мною в недрах Пиренейских гор. Многие такие пещеры «с росписью» причислены к таковым только потому, что на их стенах обнаружены два-три нарисованных или награвированных изображения. Я же, проходя по пещере Лабастид, словно присутствовал на вернисаже богатейшего Салона первобытной живописи, где демонстрировалось искусство двух интереснейших и древнейших эпох: искусство мадленской эпохи и предшествовавшей ей эпохи ориньякской. Искусство обеих этих эпох представлено в пещере Лабастид прекрасно, сохранившимися изображениями, время создания которых восходит — по самым скромным, строго проверенным научным подсчетам — к пятнадцатому а то и к двадцатому тысячелетию до нашей эры.
Оторвав наконец восхищенный взгляд от «рычащего льва», я поднялся на ноги, твердо уверенный, что найду в этой пещере и другие изображения. И действительно, одна из стен и часть потолка подземного зала представляли собой необычайное переплетение рисунков всевозможных размеров, награвированных либо глубокими штрихами шириной в два пальца, либо очень тонкими, еле заметными линиями, видимыми только в боковом свете лампы, И хотя на каменных стенах пещеры можно было различить иной раз целых семь разных животных, напластованных друг на друга (такое наложение одних рисунков на другие — факт, широко известный в археологии: древние художники часто рисовали поверх уже имеющихся на стене изображений, словно не замечая или игнорируя их), я, несмотря на трудность расшифровки этих спутанных и переплетенных силуэтов, с первого взгляда различил длинный фриз, где восемь или десять лошадей, величиной в 1,5–2 метра каждая, либо обращены друг к другу мордами, либо следуют друг за дружкой. Эти лошади, как и многие другие, которых я обнаружил позже в различных местах пещеры Лабастид, чрезвычайно похожи между собой и, видимо, принадлежали к одной и той же породе. У них коренастое туловище, короткая массивная голова, взъерошенная, наподобие щетки, грива и очень длинный развевающийся хвост.
На фризе с лошадьми можно различить контуры бизонов, северных оленей и некоторых других животных, не поддающихся определению, а также множество загадочных черточек и знаков.