Полуночный Прилив (ЛП)

— Чё плохо? Мне нужна распектабельность, блохастый ты жиряк — тупица. Я заслужила. Распектабельность. Ты возьмешь меня в жены, Урсто Хоботт, как только Эдурианцы кончат нас завоевывать. Женишься!

— Ладно, ладно. Женюсь.

— Когда? — вопросила она, чувствуя подвох.

— Когда… когда… — Ха! У него был ответ…

И в этот момент вонючая, покрытая водорослями поверхность озера раздвинулась перед ними и стала белой. С ледяной глади поднялись тучи.

Над Урсто Хоботтом и Пиношелью повеял свежий ветерок.

Из-под льда раздался глухой, мощный стук, но поверхность даже не треснула.

Урсто Хоботт неверующе раззявил рот. И снова закрыл.

Его плечи опустились. — Сегодня, милая. Женюсь на тебе сегодня же…

Глава 25

Когда боги праха были молоды, они плавали в крови.

Вещий сон о Дне Седьмого Завершения,

Ведьма Лихорадка

Шерк Элалле шагала по коридору, вниз, к дверям гробницы. Она думала о Геруне Эберикте и тревожилась о Теоле Беддикте. Финед — человек самого безжалостного типа, а Теол кажется таким… беспомощным. О, он вполне способен при необходимости сбежать достаточно быстро и достаточно далеко. Но было ясно, что Теол Беддикт СЕЙЧАС бежать не намерен. Приданные ему Брюсом телохранители внушали некоторую надежду; но, зная методы Геруна, она подозревала, что он избавится от них без особого труда.

Одного этого бы хватило — а тут еще зловещее молчание Чашки из мертвой башни Азата. Результат ли это ее возвращения к жизни? Ее нежелания общаться с мертвыми? Или случилось нечто ужасное?..

Дойдя до двери, она широко распахнула их.

Блеснул свет лампы, и она увидела сидящего на саркофаге Аблалу. Он прикручивал фитиль.

Выражение лица Тартенала заставило Шерк нахмуриться. — Что не так, любовь моя?

— Нет времени, — отозвался он, вставая и ударяясь головой о свод. — Плохо дело. Мне надо идти. — Он присел и поставил лампу на крышку гроба. — Не дождался бы тебя. Надо идти.

— Куда?

— Это Серегалы, — пробормотал он, стискивая руки. — Плохо.

— Серегалы? Старые тартенальские боги? Аблала, о чем ты?

— Пора. — Он направился к выходу.

— Аблала, как насчет Харлеста? Куда ты?

— К старой башне. — Он уже был в тоннеле. Слова быстро стихали. — Я люблю тебя, Шерк Элалле…

Она уставилась на дверь. Любит? Звучит… как прощание.

Шерк подошла к саркофагу и сдвинула крышку.

— Аррр! Уу! Уу!

— Хватит, Харлест! — Она ударила по тянущимся вверх когтям. — Выходи. Нам надо идти…

— Куда? — Харлест медленно сел, не забыв обнажить длинные клыки и издать зловещий вой.

Она глянула на него и ответила: — На кладбище.

— О, — вздохнул Харлест, — идеально…

* * *

Сидящий в луже темной крови император Тисте Эдур схватился одной рукой за лицо и, казалось, старался выцарапать собственные глаза. Он все еще вскрикивал — резкие, бессловесные выражения гнева и отвращения.

Летерийские солдаты, прикрывшиеся щитами, тихо и неподвижно стояли в тридцати шагах, на мосту. Вдоль набережной канала скапливалось все больше горожан — целые ряды зрителей.

Тралл Сенгар ощутил, как кто-то кладет руку ему на плечо. Обернулся, увидел Уруфь. Ее лицо было искажено беспокойством.

— Сынок… что-то надо делать… он теряет рассудок…

Удинаас, проклятый раб, ставший для Рулада таким полезным, просто необходимым — необходимым для сохранения душевного равновесия молодого Эдур — куда-то пропал. И теперь император буйствовал, никого не узнавая. На губах его виднелась пена, крики напоминали вой испуганного зверя. — Нужно отыскать его, — ответил Тралл. — Этого раба.

— Есть и другая трудность…

Ханнан Мосаг встал поближе к Руладу и заговорил громким голосом: — Император Рулад, услышь меня! Сей день — день темных истин. Твой раб Удинаас сделал то, что свойственно летерийцам. Их сердца полны измены, они служат лишь себе самим. Рулад, Удинаас сбежал… — Помедлив, он закончил: — От вас.

Король — Ведун не мог скрыть своего торжества. — Он сделался вашим белым нектаром, и теперь оставил вас страдать, — продолжил он. — В этом мире нет веры, Император. Лишь своему народу можно верить…

Рулад вскинул голову. Лицо его было искажено страданием, в провалах глаз пылал темный огонь. — Верить? Тебе, Ханнан Мосаг? Моим братьям? Майен? — Император встал. Сверкнуло измазанное кровью золото под медвежьей шубой, блеснуло лезвие меча, покрытое волокнами человеческой плоти и кишок. Он тяжко вздохнул. — Вы все НИЧТО для нас. Лжецы, подонки, предатели! Все вы! — Он взмахнул мечом, забрызгав мостовую и стоявших рядом с ним красным и розовым. Оскалился: — Император станет отражением своего народа! — Он заскрежетал зубами, зловеще ухмыльнувшись. — Отражением. Да будет так.

Тралл увидел, как выходит вперед Фир. Он задержал рукой лезвие императорского меча и приставил его к своему горлу.

— Он нет, братец, нам ничего от тебя не нужно. Ничего не нужно от всех вас. Кроме повиновения. Империю нужно вылепить, и это работа для рук императора. Король — Ведун!

— Ваше Величество?

Меч отодвинулся от горла Фира. Император небрежно махнул им в сторону солдат на мосту: — Избавься от них!