Ведьмино Перышко обхватила его руку своей. По телу Удинааса разлилась теплая волна. Он возвращался к жизни. В ответ на ее прикосновение у него забилось сердце. Потом он услышал биение другого сердца. Пока оно находилось еще далеко, но с каждым мгновением становилось все ближе. И это было отнюдь не сердце Ведьминого Перышка. Удинааса охватил ужас.
Урута поднялась с колен. Складка у нее на лбу постепенно разглаживалась.
– Они возвращаются к жизни.
Трулль смотрел на неподвижно лежащих рабов. Один из них – Удинаас, принадлежал семье Сенгар. Девушка была из служанок Майены – Ведьмино Перышко, известная своими способностями к гаданию на черепках. Одежда обоих была забрызгана кровью, но сами раны уже затянулись. Трулль заметил на груди Удинааса и другую кровь – золотистого цвета. Она до сих пор не застыла и блестела в свете масляных ламп.
– Давно уже пора запретить эти гадания, – проворчал Ханнан Мосаг. – Никто не знает, какие опасности для нас таит магия летерийцев.
– Но, государь, в их гаданиях есть определенная ценность, – возразила королю Урута.
Трулль заметил, что мать по-прежнему встревожена.
– И какую же ценность ты усмотрела в них, жена Томада?
– Лучше не отмахиваться от предупреждений, государь. А летерийские гадания способны предупреждать.
Ханнан Мосаг поморщился:
– На одежде раба я вижу кровь вивала. Как ты думаешь, она попала в его тело?
– Может, и попала, государь. Многое из того, что происходит с душами летерийцев, неподвластно моим магическим способностям.
– Не только твоим, Урута, – сказал король-колдун, назвав женщину по имени и тем самым воздавая должное ее искусству.
Он перевел взгляд на Удинааса и приказал:
– За этим следить постоянно. Если в него попала кровь вивала, рано или поздно она заявит о себе. Кстати, чей он?
– Удинаас – один из моих рабов, – ответил Томад.
Ханнан Мосаг нахмурился. Трулль понял, что король-колдун сразу же подумал о том видении, про которое им недавно рассказывал, и, возможно, пожалел о своем решении. Вряд ли это случайное совпадение.
– А эта рабыня… Ведьмино Перышко… она из служанок Майены? – уже более резко осведомился Ханнан Мосаг. – Скажи, Урута: ты чувствовала ее силу, когда исцеляла девушке раны?
Мать Трулля покачала головой:
– Ничего особенного я не ощутила. Разве что…
– Ты что-то заподозрила? – насторожился король.
– Разве что, даже раненная, Ведьмино Перышко умело скрывает свои способности. В таком случае ее сила превосходит мою собственную.
«Немыслимо, – сердито подумала Урута, – чтобы эта девчонка… рабыня и к тому же девственница… была могущественнее меня».
Ханнана Мосага одолевали схожие сомнения.
– На нее напал вивал. Удивительно, как девчонка еще вообще осталась жива. Надеюсь, хоть теперь поймет, что эти ее черепки – вовсе не безобидная забава… Глядите, она приходит в сознание.
Ведьмино Перышко растерянно оглядывалась, плохо понимая, что происходит вокруг. Однако глаза ее были полны неподдельного ужаса.
– Сейчас от нее мало толку, – вздохнул Ханнан Мосаг. – Оставьте обоих на попечение Уруты и других женщин.
Король-колдун повернулся к Томаду Сенгару:
– Как только Бинадас вернется…
Томад кивнул.
Трулль посмотрел на старшего брата. За спиной Фэра, опустившись на колени и упираясь лбом в пол, застыли рабы. В таком положении они оставались со времени прихода Уруты. Казалось, Фэр видит то, что недоступно взорам остальных.
Когда Бинадас вернется, сыновья Томада отправятся в ледяную пустыню.
С губ Удинааса сорвался стон.
Король-колдун даже не взглянул на него. Повернувшись, он направился к выходу. За ним последовали к’риснаны и дух-телохранитель. На пороге этот грозный страж почему-то задержался и оглянулся. Никто не знал, куда обращен взгляд его невидимых глаз.
Удинаас снова застонал. Трулль увидел, что раб дрожит всем телом. Сам не зная зачем, Трулль обернулся к выходу. Королевского телохранителя там уже не было.
Глава вторая
Хозяйка этих следов —
Возлюбленная, за которой
Он шел,
И путь его странствий
Меж нас пролегает повсюду.
Сладостный вкус утраты
Питает ручьи в горах
И лед уносит к морям,
Теплый, как кровь;
Силы наши он истончает.
А место, куда он ее ведет,
Давно уж утратило кости.
Тропа у него под ногами —
Лишенная жизни плоть,
А море все позабыло…
Она оглянулась назад. В туманной дали поблескивал самый краешек Длиннокосой бухты, где в черных бездонных водах отражались серые небеса. Серена Педак стояла перед каменистой тропой, а со всех остальных сторон от нее высились зубчатые горы. Солнце золотило снег на их вершинах. Сюда, в узкую каменную щель перевала, лучи его не попадали.
Ветер пах талым льдом. Серена поплотнее закуталась в меховой плащ и повернула голову в сторону карабкающихся вверх повозок.