Полуночный лихач

– Понимаете, – встревоженно мурлыкал он в диапазоне между ми и соль первой октавы, – у нас сейчас очень острая ситуация сложилась, один врач ногу сломал, когда был на вызове, и мы просто задыхаемся. Я был уверен, что Николай дома, а у него никто не открывает. Может, элементарно отсыпается после дежурства. Вы не в курсе, он уходил сегодня куда-нибудь?

Лариса Ивановна в сомнении пожевала губами. Уходить-то уходил, она сама в окошко видела, но потом закрутилась по хозяйству, а потому и не обратила внимания, вернулся ли Николай. Но если он не открывает, значит, его нет. Или…

Лариса Ивановна залилась румянцем.

– Даже не знаю, что вам сказать, – кокетливо ответила она. – Точно не знаю, дома ли Коля, но, может быть, он занят со своей… девушкой?

Таких взглядов на мужчин, какой был брошен на красавчика, Лариса Ивановна не бросала лет двадцать, это как минимум, однако она ничуть не дисквалифицировалась – судя по тому, что румяные щеки юноши заалели еще ярче.

– Неужели у Николая появилась девушка? – протянул он с таким изумлением, что Лариса Ивановна просто затряслась от счастья. И следующие четверть часа она выдавала информацию со словоохотливостью платного осведомителя.

– С ума сойти! – потрясенно сказал красавчик-доктор. – Николай такой скромный, тихий – кто бы подумал, что он способен жену увести от мужа?! Слушайте, а может быть… – Он уставился на Ларису Ивановну, и у той мурашки побежали по спине. – А может быть, здесь кроется что-то иное?

– То есть? – нахмурилась Лариса Ивановна.

Юноша мгновение смотрел на нее задумчиво:

– Даже не знаю, могу ли я вам сказать…

– Мне, – чуть не задохнулась Лариса Ивановна, – вы можете сказать решительно все!

– Я бы лично – с удовольствием. Но тут речь идет о служебной тайне…

– Молодой человек, – с достоинством сказала Лариса Ивановна, поджимая губы, – я ветеран труда, двадцать лет проработала в областном отделении Главлита. Вы, кстати, знаете, что такое Главлит?

– Нет, – честно признался юноша. – А что это такое?

– Учреждение цензуры, – покровительственно усмехнулась Лариса Ивановна. – Цензуры средств массовой информации. При нас никаких этих кровавых детективов, как мужских, так и женских, никаких этих развратных дамских романов не было! Никаких тебе «Совершенно секретно», где государственную тайну выдают всем и каждому! Даже «Комсомолка» была очень приличной газетой. Мы их в советские времена вот так держали – пикнуть не смели! – Она вытянула руку, стиснула сухонький кулачок и показала, как она лично держала в советские времена средства массовой информации.

– Это хорошо, – сказал юноша, и его нежные черты внезапно посуровели. – Тогда я могу вам довериться. Видите ли, на самом деле я совсем не врач, а…

Он сунул руку во внутренний карман куртки и показал Ларисе Ивановне красные корочки, при виде которых у нее засосало под ложечкой от привычного, въевшегося в плоть и кровь нескольких поколений священного восторга. И в то же мгновение она явственно услышала какой-то шелест: это с нее, словно листья дуба с ясеня, слетала вся эта демократическая шелуха, весь этот образ розовенькой, веселенькой пенсионерки, этакой безобидной старой дуры, которая с утра до вечера смотрит безмозглые сериалы, а в свободное время считает копейки и голосует за кого ни попадя. Двадцать не двадцать, но пятнадцать последних безобразных лет уж точно слетели с плеч. Теперь она была прежней – старшим сотрудником Главлита товарищем Волкогоновой!

Мгновенно изменился и ее посетитель. Лариса Ивановна только удивлялась, как могла принять его за сладкого красавчика. Черты его заострились, глаза приобрели стальной блеск. На врача он больше ни чуточки не был похож – типичный сотрудник органов. Причем карательных органов! А голос… Теперь он звучал в диапазоне между си и фа нижней, басовой октавы: именно в том диапазоне, в каком провозглашали в золотые времена: «Именем революции! Вы арестованы!» – или что-нибудь в этом роде.

– Вы, конечно, слышали о террористических акциях в Москве и других городах, – сказал сотрудник органов.

– Конечно!

– И вы знаете о том, что сейчас с особой бдительностью относятся ко всем подозрительным лицам?

Бдительность, подозрительные лица… Какие замечательные, какие родные слова!

Лариса Ивановна прижала руку к сердцу:

– Вы имеете в виду, у Сибирцева дома какой-то криминал?..

– Вы правильно поняли, – четко кивнул юноша. – Конечно, мы можем и ошибиться, но вы же понимаете, какое сейчас время. Лучше ошибиться и потом извиниться перед человеком, чем допустить мягкотелость – и рвать на себе волосы, глядя на разрушенные дома и трупы наших граждан. Поэтому я надеюсь, что о моем визите и о нашем разговоре не узнает ни одна живая душа.

– Подписку о неразглашении давать? – со знанием дела спросила Лариса Ивановна.

– Я верю вам, – теперь его голос постепенно возвращался к прежнему вкрадчивому диапазону. – Верю, что отныне вы утроите бдительность, и, если мне понадобится некая информация, я смогу прийти к вам снова.

Лариса Ивановна стиснула руки у горла.

– Глаз не спущу… – молитвенно простонала она. – День и ночь буду… Служу Советскому…