Полуночный ковбой

— Сегодня мой первый вечер в Нью-Йорке, и я подумаю, что какой-то злой дух решил омрачить все десять дней, которые я намерен пробыть здесь, если вы не согласитесь сегодня поужинать со мной. Пожалуйста! Это очень важно для меня. Согласны? Соглашайтесь, прошу вас.

Джо почувствовал, что особого согласия и не требуется: он едва успел слегка кивнуть, как толстяк чуть ли не волоком потащил его по Сорок второй улице. Тони не умолкал ни на секунду. Он принадлежал к тому типу болтунов, которым нужны слушатели, а не собеседники. Он, словно бабочка, порхал от темы к теме: Чикаго, еда, мамочка, съезд, Нью-Йорк, человечество, ковбои, желание развлечься, снова мамочка, Дикий Запад, рестораны, религия, Мичиган Авеню, искусство беседы. («Что мне в вас нравится, так это то, что вы — превосходный собеседник», — заявил он. Джо широко раскрыл глаза и в изумлении кивнул.)

— Где бы вы хотели поужинать? Выбирайте любой из ресторанов Манхэттена. Да что там, любой на Восточном побережье, если у вас есть любимое местечко, где-нибудь в Нью-Джерси, на Лонг Айленде или даже в Филадельфии, мы возьмем такси. Говорите же! «Шамбор»? «Лу»? Ваш костюм не имеет значения, меня там все знают. Я скажу, что вы с родео, в Нью-Йорке ведь есть родео? Вид у вас вполне представительный, тем более в действительно хороших ресторанах не станут придираться из-за галстука или прочей чепухи.

— О! — Он щелкнул пальцами. — Черт возьми, вот что мы сделаем — поужинаем у меня в номере. Видите ли, в полдесятого я жду звонка. Мамочка всегда звонит мне перед тем, как лечь спать, и я обязан быть на месте. Ей девяносто четыре года, а если человек в этом возрасте звонит, чтобы пожелать вам спокойной ночи, лучше быть на месте. Согласны? Итак, едем ко мне? А ужин нам пришлют в номер. У меня очень скромный, но прекрасно обставленный номер в отеле «Европа», рядом с Девятой Авеню. Все мои богатые друзья останавливаются у «Пьера» или в «Плазе» и довольны! Они спрашивают: «Тоунсенд, почему ты, скажи на милость, живешь в «Европе»?» Но я-то знаю, да и вы, конечно, знаете, что пятьдесят лет назад «Европа» была единственным отелем на Манхэттене. Высокие потолки, мраморные ванные… Мы с вами знаем, что значит настоящий шик. — Он сжал руку Джо. — Это не просто дань моде. Вот и пришли. Поглядите!

В вестибюле парень с тонким бесстрастным, отрешенным лицом сунул Джо в ладонь листовку: «Ваш дом горит, и только Иисус сможет погасить пламя». Джо смял ее и сунул в карман.

— Взгляните, какой великолепный вестибюль, — дернул его Локки.

В вестибюле «Европы» жизнь кипела и бурлила. Один угол отгородил для себя фотограф, в другом обосновались инструкторы по спорту. Повсюду стояли автоматы для продажи леденцов, сигарет и прохладительных напитков. Кафельный пол с выбоинами недавно мыли, но наспех, так что виднелись полоски высохшей грязи. В воздухе стоял слабый запах нашатырного спирта. Коротышка-администратор с отсутствующим выражением на сером лице сидел за стойкой. Казалось, хозяева отеля наняли его потому, что ему было глубоко плевать, что за люди здешние постояльцы, когда они приходят и уходят.

Локки и Джо вошли в скрипучий, медленно ползущий лифт. Локки трещал без умолку до пятого этажа, не замолчал и в коридоре. «Центральный Парк, Гринвич Виллидж, огни реклам, миллионы приезжих со всех концов света…» Он перечислял, что больше всего поразило его в Нью-Йорке, «…полная и абсолютная свобода… как бы лучше выразиться… напор прогресса буквально во всем. Понимаете, о чем я говорю? Чувство времени в Нью-Йорке совершенно меняется. Это вам не Чикаго, хотя, знаете ли, Чикаго — это не только скотобойни. Но в Нью-Йорке каждую секунду ощущается движение вперед. Прислушайтесь! Прислушайтесь и вы услышите сами. Время — великан, марширующий по Бродвею. Разве вы не слышите его шагов?»

Они стояли у окна гостиной в номере Локки и смотрели вниз на Сорок вторую улицу. Джо слышал тот шум, которому Локки пропел вдохновенный гимн. Это был всепроникающий пульсирующий рокот, словно говор миллионов людей и рев миллионов машин слились в унисон, зазвучали в едином ритме и действительно превратились в великана, обладающего огромной силой.

— И мы с вами, — продолжал Локки, — часть этой силы, этого дыхания. Да! Вас это не волнует? Только вдумайтесь: стучит ваше сердце, стрекочет проектор в кинотеатре, ревут моторы, а все вместе… Нет, я волнуюсь даже при мысли об этом! Хотите выпить? У меня есть неплохой джин. Впрочем, если вы предпочитаете что-нибудь другое, я закажу. Может быть, ирландское виски или сакэ? Говорите, не стесняйтесь.

— Сойдет и джин.