— А как там Царьковы? — как бы между прочим спросила Алена, когда они подъехали к гостиничному крыльцу. — Иван Павлович поведал мне о событиях минувших дней. Несчастные люди. Будто кто-то пометил их печатью беды. Но не будем предаваться всяким суевериям, а лучше навестим Лизу. Ей, наверное, одиноко и… — Неудобно как-то, — пробормотал Плетнев, стараясь не смотреть в сторону Алены.
— Что ты! — Алена устремила на него свои ясные глаза. — Когда у людей горе, они каждому человеку рады. Отвлекающий фактор. Сейчас я переоденусь, в джинсах по станице неловко расхаживать — старухи осудят, и мы пойдем.
У калитки Царьковых Плетнев подумал о том, что следовало отговорить Алену от этой прихоти. Именно прихоти — другого слова не подберешь. Он представил, что испытает Лиза, увидев рядом с ним невесть откуда взявшуюся Алену. Но было поздно. Лиза стояла на крыльце. Лиза была похожа на диковатого подростка — он даже испугался на какое-то мгновение, что она сейчас бросится очертя голову в сад и выдаст себя, его, все, что между ними было и о чем ни в коем случае не должна догадаться Алена, — она умеет быть циничной.
Лиза осталась на крыльце.
— Извините, что мы так внезапно к вам нагрянули. — Алена приветливо и слегка снисходительно улыбалась. — А мы с вами, кажется, знакомы. Вы в ту пору были прямо-таки чеховской студенткой, приехавшей на каникулы в отчий дом. Предлагаю на «ты».
Лиза кивнула, вымученно улыбаясь, и прижалась к перилам, чтоб пропустить их в дом. В коридоре Плетнев обернулся, но Лиза смотрела куда-то в сторону.
— Как у вас чудесно! Господи, Сережа, я только сейчас поняла, как мы обкрадываем себя, обитая в наших стандартных чересчур благоустроенных квартирах с окнами в пустоту, — тараторила Алена. — А здесь благоухают под окнами цветы, шепчут что-то таинственное листья… Жаль, что все меньше и меньше на земле таких вот романтичных, завораживающих уголков.
Они сели за давно накрытый стол — Лиза наверняка ждала его к обеду. Она сидела напротив него, вытянув перед собой кверху ладонями руки. Как будто просила, чтоб он протянул ей навстречу свои.
Алена болтала обо всем понемногу. Комментировала последний роман Апдайка в «Иностранке», с юмором рассказывала о «галактике киносозвездий, сиявшей на небосклоне древнего Янтарного берега», потом принялась пересказывать Лизе содержание последней картины Плетнева. Лиза кивала головой, слушая и не слыша Алену.
Плетневу было жалко тишины, которую нарушила его жена. Она разрушила что-то… Он взглянул на Лизу, заметил белые ниточки морщин на ее высоком загорелом лбу. Раньше он их не замечал. Или они появились только сейчас?..
Чай пили под вишней — так захотела Алена. Лиза часто и надолго оставляла их одних. Она молча уходила и так же молча возвращалась то с банкой варенья, к которому никто из них так и не притронулся, то с чашкой молока, то просто с пустой тарелкой.
«Их нужно изолировать друг от друга, — думал Плетнев. — Они несовместимы. Как два полюса. А я между этими полюсами. Под высоким напряжением. Долго я так не выдержу. Не выдержу… Нужно что-то предпринять».
Алена словно уловила его мысли.
— Ну, милая хозяюшка славного дома, спасибо тебе за щедрость. За доброту. За душевную чистоту. Я словно к свежему родничку припала. Честно говоря, надоело пить водопроводную воду… И не страшно тебе одной в таком доме? Ты, наверное, любишь мечтать.
— Нет, — сказала Лиза.
Плетнев не понял, что она имела в виду.
— Думаю, Марьяна скоро приедет. Хочешь, я спрошу про нее у Саранцевых? — спросил он.
— Я сама к ним схожу. Кур покормлю и схожу. Спасибо, что вспомнили про меня…
— Знаешь, а она мне ужасно нравится. Я даже не ожидала, что смогу до такой степени очароваться существом женского пола, — говорила Алена, когда они возвращались в гостиницу. — Что, она так и не устроила свою судьбу?
— В смысле?
— Ну, как ты знаешь, устроить свою судьбу — значит выйти замуж. Так в провинции говорят. Хотя я, честно говоря, не представляю рядом с ней мужчину.
— Почему?
— Как бы тебе объяснить… — Алена, как показалось Плетневу, ехидно сощурила глаза. — Она собой слишком занята, своими чувствами, переживаниями. Мир прежде всего через свою душу пропускает. А вам куда больше нравится, когда мы на все вашими глазами глядим. — Алена загадочно улыбнулась. — Случаются, конечно, и исключения.
— Ты полагаешь, я не принадлежу к их числу?
— У нас с тобой, мой иронично настроенный друг, все на несколько иной основе зиждется. Цивилизованные люди, как я понимаю, должны почаще к голосу своего разума прислушиваться. Чувства — это, прости меня, все-таки из области средневековья.
Плетнев промолчал. Он думал о Лизе. О том, что и она сейчас думает о нем, о них. Она еще наверняка не до конца осмыслила, что он предал ее. Разумеется, она простит ему и этот, и еще много подобных поступков, но какая-то гармония в их отношениях нарушилась. И это непоправимо.
Он был благодарен Алене, что она легла спать с соседней комнате.