Полудница

Пришел Артур, друг моей тети, он работал в милиции, что совсем не мешало ему, как сейчас это называется, заниматься своим бизнесом. Артур был женат, у него было трое детей, но он уже долго встречался с моей тётей и хотел развестись, но тётя была категорически против, объясняя это тем, что не желает, чтобы дети росли без отца. И пока готовился ужин, мы сидели с ним в палисаднике и курили, я украдкой, чтобы не увидела тетя, а он тоже, опасаясь ее гнева по поводу того, что даёт мне сигареты, внимательно следил, не направляется ли она к нам. В тот момент, кода обычно возникает пауза, и собеседники не могут перестроиться на новую тему разговора, я решил ему рассказать о случившимся. Артур внимательно выслушал мою историю, затем молча смотрел на меня удивленным взглядом. Тогда я принес из шкафа с инструментами, который находился в сарае, коробку, в которую положил венок.

– Вот сам посмотри, и можешь взять как доказательство. Наверняка там есть ее отпечатки пальцев и волосы, – протянул я ему коробку с важным видом.

 Он ее открыл, улыбнулся и поставил в сторону.

– Я в твои годы тоже баловался травкой, тоже чудил, но чтоб так… – он рассмеялся, – чтоб так, так, никогда. Ты смотри, Герде не рассказывай, а то такое будет, боюсь и мне прицепом достанется.

Я недоумевал, взял коробку и увидел там не венок с лентами, как я ожидал, а птичье гнездо из сухих веток и травы с костными останками трех птенцов. В полном замешательстве я закрыл коробку и отставил ее в сторону.

– Да, ничего, не переживай, бывает, – похлопывая по плечу, пытался меня утешить Артур, – главное, не злоупотребляй.

В эту ночь я долго не мог уснуть, мысли накручивались и накручивались, я все ждал, когда тетя проводит Артура и придет в спальню. Может ее присутствие на кровати напротив успокоит меня, и я усну. Она пришла довольно поздно, но и это не помогло. Я ворочался, и тетя решила, что я заболел, принялась мерить температуру, убедившись, что она в норме, все же велела мне выпить теплого молока. Возможно от теплого молока, но, скорее от ее мягкой успокаивающей заботы, я уснул. Всю ночь мне снился сон, скорее даже не сон, а просто замершая картинка с изображением того, как я пытаюсь спасти девочку, и хоть нечего больше во сне не происходило, я проснулся, дрожа от холода и весь в поту. Время было уже к обеду, я не хотел вставать. Пришла Маринка и насильно вытащила меня из постели. Я чувствовал себя столетним стариком. Мы выпили по чашке кофе, и она попросила сходить с ней на базар. Я поймал себя на мысли, что сейчас вчерашние события воспринимаются как сон, и по неизвестным мне причинам мой мозг отказывался воспринимать эти события как реальность. Пока мы шли до базара, меня не покидало неприятное чувство, что за мной следят. Уже у входа на базарную площадь, где сидела гадалка, которую все звали Бабка-Еврейка, Маринка увидела свою школьную подругу и завела, как всегда, долгую беседу на темы мне малоинтересные.

– Что, досталось тебе серпом по голове от белокурой бесовки? – услышал я голос сзади и удивлено обернулся.

 Бабка-Еврейка смотрела прямо на меня.

– Пометила она тебя как жениха своего и свадьбу готовит в своем логове подземном. Все упыри, вурдалаки и прочая нечисть, думаю, уже приглашения получили, – и она то ли рассмеялась, то ли изобразила, что плачет.

 Она посмотрела на Маринку, которая все болтала с подружкой, и добавила:

– К тому же она очень ревнивая, твоя новая невеста.

– Что за глупости? Какая невеста? И о какой нечисти вы говорите?  Каждый школьник знает, что все это выдумки и сказки – ответил я ей.

– Тогда как объяснишь произошедшие с тобой вчера?

Гадалка посмотрела мне в глаза, даже не в глаза, а сквозь них. Я не мог дать рационального объяснения вчерашним событиям, как и тому факту, что ей об этом известно, и растерянно молчал, как будто не выучил домашнее задание.

– Приходи ко мне сегодня к вечеру, может, чем помогу, – видя мое замешательство, предложила она.

– Сам справлюсь!

 Будет еще какая-то бабка мне, комсомольцу, помогать, еще узнает кто, вот позору будет. Я решительно отвернулся, желая поскорее прекратить неприятный разговор, и пошел в сторону Маринки, которая наконец-то завершила свою беседу с подругой.

– Ну, ну… – услышал я за спиной.

На обратном пути с базара, я нес авоську с продуктами. Переходя дорогу, заметил, что Маринка отстала. Я оглянулся назад, она стояла посреди дороги, словно остолбенела, и с ужасом смотрела на свои ноги, которые будто приросли к земле. Со стороны Цемзавода на полном газу несся самосвал прямиком на неё. И как в тот раз на пшеничном поле, время остановило свой бег, включился режим замедленной съемки: я бегу к Маринке и, что есть силы, толкаю ее на обочину дороги, самосвал проносится мимо, поднимая облако серой пыли. Она села на траву и сперва просто открывала рот, и я было подумал, что она задыхается, но потом голос прорвался:

-Синие руки! Синие руки! – в ужасе закричала она. – Синие руки меня держали из-под земли, прямо за лодыжки, и не пускали меня.