Полтавское сражение. И грянул бой

А есть ли в Речи Посполитой люди, которым царь Петр мог бы предложить королевскую корону, оставшуюся бесхозной после Лещинского и Августа. Пожалуй, нет. Так называемым «польским принцам крови» Собесским она уже предлагалась, и те не решились взять на себя ответственность за судьбу Отчизны в тяжкий для нее час [72]. Другие знатные роды Речи Посполитой, начиная от польских Потоцких, Любомирских, Жолкевских и кончая литовскими Радзивиллами, Вишневецкими, Огинскими, настолько запятнали свою честь многочисленными перебежками от Лещинского к его противнику и наоборот, что об их кандидатурах не может быть речи.

Правда, оставался коронный гетман Сенявский, хранивший верность царю Петру в надежде получить от него королевскую корону. Но всей Варшаве, а значит, и Москве известно, что под давлением французского посланника маркиза де Бонака Сенявский уже готов был перейти к Лещинскому, однако от этого поступка его удержала жена. Неглупая и расчетливая бабенка, наладившая прекрасные личные отношения с Лещинским, смогла добиться у того согласия, чтобы ее муженек смог объявить себя его сторонником без каких-либо неприятных последствий для своей карьеры в момент, когда поражение России в войне не будет вызывать сомнений. Поэтому большее, на что вправе претендовать шляхтич средней руки Сенявский за верность Москве, это сохранение за ним поста коронного гетмана, на который наверняка станут зариться представители более знатных родов.

В свое время польская корона предлагалась и достойным иностранцам из прославленных европейских фамилий, но они, как один, под благовидными предлогами отказались от сомнительной чести стать монархом страны, половина которой была занята шведскими, а другая половина русскими войсками [73]. Вряд ли потребуются эти либо подобные им люди царю Петру завтра, когда за русское влияние в Речи Посполитой будет сполна заплачено русской кровью, и Россия станет иметь неоспоримое право иметь в ней послушного себе короля, не обращая внимания на мнение об его происхождении и заслугах остальной Европы.

Таким королем, наиболее приемлемым для Москвы, может быть малороссийский гетман Скоропадский, чья преданность России доказана в ходе войны. Конечно, у царя Петра имеются и другие верные соратники, тот же честолюбивый Меншиков, однако у Скоропадского перед ними существует огромное преимущество — его кандидатура на королевский трон может найти в Речи Посполитой много влиятельных сторонников. Но это возможно в случае, если его женой будет она, княгиня Марыся Дольская, обладательница одной из знаменитейших в Польше фамилий и первая красавица Варшавы.

Даже если она сумеет расположить в пользу нового мужа, малороссийского гетмана, лишь треть своих бывших поклонников и любовников — а она постарается это сделать! — большинство голосов сенаторов ему обеспечено. Они же приложат силы, чтобы кандидатуру малороссийского гетмана поддержало на Сейме мелкое шляхетство. Разве он, родовой казак и потомственный шляхтич, не ближе ей по духу, воспитанию, языку, чем безродный Меншиков, скакнувший из грязи в князи, или какой-нибудь русский боярин, не связанный с Речью Посполитой ни кровью, ни семейными узами, чужой ей во всех отношениях? А если род князей Дольских к тому же выступит гарантом, что король Скоропадский клянется не сводить с шляхетством счета за события русско-шведской войны и внутренней междоусобицы, в победе малороссийского гетмана над его соперниками можно не сомневаться.

Правда, на пути заключения брака между Марысей и Скоропадским существует определенная сложность — у нее есть законный муж, у него — жена. Впрочем, от мужа она не получала известий почти три месяца, и, кто знает, не отправился ли он за это время на тот свет, получив удар казачьей пики или гусарской сабли? Если он жив и у католички княгини Дольской возникнут сложности с расторжением брака у архиепископа Гнезненского, примаса польского духовенства [74], она без раздумий примет православие и получит развод с мужем-папежником у послушного царю Петру киевского митрополита Кроковского.

Пожелает ли Скоропадский расстаться со своей Настей Марковной? А почему бы нет? Да, от Войнаровского, Орлика, Апостола и других казачьих старшин, которых она исподволь расспрашивала о жене Скоропадского, Марыся знала, что та очень красива. Ну и что? Разве страстная тяга Скоропадского к Марысе как к женщине не свидетельствует, что в роли любовницы она вряд ли уступает Насте Марковне, а это должно примирить его с утратой прежней жены. Впрочем, что за ерунда лезет в голову? Что может значить для казачьего гетмана любовь к женщине по сравнению с королевской короной? Особенно если надеть корону его заставит или, сказать мягче, посоветует царь?