Отправляясь после обеда на отдых, изрядно захмелевшие запорожцы начали расхватывать золотую и серебряную посуду и уносить с собой на память о состоявшейся трапезе с «его ясновельможностью гетманом». Не менее пьяный Мазепин дворецкий, возмущенный такой бесцеремонностью, имел неосторожность сделать гостям замечание: «Вы рады бы ограбить этот дом; такой у вас обычай — делать подобное, куда вы только заберетесь».
Замечание возмутило запорожцев, и они, расценив его как оскорбление, сообщили о случившемся Гордиенко. Полагая, что дворецкий, человек «низкого звания», не мог самостоятельно решиться вести себя с ними, столь дерзко, старшины сочли, что тот действовал по наущению Мазепы, поэтому оскорбление является плевком в лицо всему сечевому товариществу и не может остаться безнаказанным.
И тут в душе Гордиенко, обычно осторожного и предусмотрительного, а сейчас едва державшегося от выпитого на ногах и плохо воспринимающего происходившее, всколыхнулись старые обиды на гетмана. Особенно последняя, связанная с событиями четырехлетней давности и не зажившая до сей поры.
Тогда, желая покончить с длительной и кровопролитной войной, Россия и Турция пришли к соглашению о размежевании спорных южных земель и установлении там приемлемой для обеих сторон границы. 21 мая 1705 года русский думный дьяк Емельян Игнатьевич Украинцев сообщил из урочища Мищурин Рог Гордиенко, что «пресветлейший и державнейший Государь» намерен установить с Турцией «святоосвященный покой». С этой целью ему велено с турецкими комиссарами «чинить постановление по мирным договорам» и провести границу по спорным землям. «Своих милых приятелей и братию запорожских казаков» дьяк также извещал, что в работе комиссии примут участие и двое назначенных гетманом Мазепой малороссийских казачьих старшин — Григорий Карпович и Дмитрий Максимович, но Запорожье в комиссии представлено не будет.
Полученное известие заставило Константина дважды собирать раду. На первой было решено отправить Украинцеву запрос: «каким способом и по какия приметы с турским комиссаром он имеет граничение утвердити» и «только ли на одной степи или в Днепре водою» будет установлена граница. Не дождавшись ответа, повторно собранная рада послала дьяку новое письмо, в котором не ограничилась прежними вопросами, а недвусмысленно выразила свое отношение к деятельности комиссии: «Известно да будет вашей милости, что от веку не слыхано и нихто то не может сказать, чтоб которого времени могла в Днепре обретатися граница, но от несколько сот лет войско Запорожское в Днепре Кошем обретаяси, владея Днепром даже до самого морского гирла, ни от кого не бывало ограничено и обмежевано, и Для того никаким способом не позволяем никому в давношнем нашем и старожитном днепровском пребывании никаких границ заводить».
В письме запорожцы объясняли, что земли, по которым должна пролечь новая русско-турецкая граница, находятся во владении Запорожского Коша со времен «преславной памяти антецессора королей полских кроля Витулта» [64]. Именно тогда в результате ряда победоносных походов литовско-русских войск и союзных им отрядов днепровских казаков против татар границы Великого Литовско-Русского княжества дошли до берегов Черного моря. Обживая и закрепляя за собой приобретенные земли, великий князь Витольд с помощью казаков восстановил Канев, основал городки Черкасы, Кременчуг, Мишурин Рог, построил таможню на острове Тавань и крепость Дашов [65], основал корабельную пристань в гавани Хаджи-бей [66]. С той славной поры и до настоящих дней низовое товарищество считало крайним пунктом своих владений на юго-востоке «городище старого Очакова, у правого берега реки Буга и левого берега Днепровского лимана, где урочище Сто могил».
Дьяк Украинцев, не рискуя брать на себя смелость конфликтовать с запорожцами, переслал оба письма царю Петру, который отправил Гордиенко грамоту с заверением, что запорожцы не будут лишены «своих грунтов» и «все их добычи будут по-старому», и потребовал «не чинить в комиссиальном деле препятствий».
Совсем по-другому действовал Мазепа, тоже извещенный Украинцевым о запорожских письмах. В распоряжение Украинцева он спешно по личной инициативе направил несколько сот казаков Нежинского полка с приказом, если того потребуют обстоятельства, «укротить тых псов-запорожцев». Одновременно с этим он известил фельдмаршала князя Меншикова доносом «о своевольстве непостоянных и скаженных [67] псов-запорожцев, которые оказываются противными комиссиальному делу вследствие своего малоумия и давней бунтовничей налоги».
Противопоставляя ненадежным сечевикам себя, верного сторонника Москвы, Мазепа напоминал о недавних событиях на Полтавщине, когда туда вторглись враждебные России отряды запорожского атамана Петрика и союзная с ним орда крымского калга-салтана. Тогда именно он, гетман Мазепа, не дожидаясь помощи русских войск, сумел быстро сосредоточить против неприятеля полки реестровых казаков и нанес ему поражение на берегах реки Орель, заставив Петрика уйти снова на Сечь, а калга-салтана возвратиться в Крым.