— Едем к королю! — решился Мазепа с таким видом, будто он сам не мог додуматься, будто ему это подсказал Орлик, а откладывать дело никак нельзя. — Придумано мудро. Полтаву следует брать обязательно.
Он кликнул слугу и приказал:
— Снимайте парсуну!
Завидев же вопрос на Орликовом лице, пояснил:
— Подарок его величеству! Ничего не жалею.
Полностью показалось из-за леса солнце. Его лучи посеребрили притихшие уже весенние воды... Да, весна полная. Не время сидеть в мягком кресле.
Полковник Гусак во дворе строил казаков.
Когда они в сопровождении многочисленного эскорта во главе с самим полковником Гусаком — шведы держались отдельно — прискакали в Великие Будища, в королевскую ставку, что в доме посреди старого вишнёвого сада, окружённого высокими тополями, застали там удивительное зрелище: король, в кресле, обшитом красной тканью и поставленном возле огромного стола, накрытого такой же красной тканью, при генералах, — слушал Гордиенка!
Выражение лица Мазепы ещё у порога стало олицетворением уважения. Орлик вроде немного смутился. Из этого король наверняка заключил, что Мазепа приехал советовать то же самое, что уже советует Гордиенко. Гилленкрок и Пипер посматривали на новых гостей с еле заметным неудовольствием. Оба, того не замечая, были заняты париками: Гилленкрок жевал кудри зубами, а Пипер накручивал их на большой белый палец.
Гордиенко громко. настаивал:
— Вашему величеству достаточно лишь приказать! Мы возьмём за день! Но моим казакам нужна награда. Они народ смелый и умелый!
Говорил Гордиенко латынью складно, гоноровито отбрасывал назад длинный оселедец на такой крупной голове. Король не перебивал, рассматривал Гордиенка, а сам чего-то ждал, поскольку время от времени скашивал на дверь беловатый суровый глаз.
Мазепа с королевского разрешения опустился в кресло, пододвинутое высоким секретарём Гермелином, и подумал про Гордиенка, что шведы уже дали ему большие деньги, а ещё большие обещаны, вот и выслуживается. Вместе с тем в глубине его души начинала ворочаться давняя вражда и неприязнь к Гордиенку, хотя, если подумать, так что теперь делить, пока здесь король, пока здесь московское войско? Не лучше ли забыть о вражде? Где теперь найти такого союзника? Когда-то Мазепа желал Гордиенку смерти, а недавно выставил всех своих сердюков, встречая его, лишь бы напустить в глаза туману, лишь бы тому подумалось, что большая часть Украины теперь за короля Карла! И Гордиенко поверил. Только если уйдут отсюда русские, когда шведы окончательно победят, нужно будет сразу убрать Гордиенка с дороги.
Во дворе заслышался конский топот. Король за красным столом нетерпеливо повёл белой бровью, но и дальше не перебивал Гордиенка. Когда же, через некоторое время, в зал вошёл офицер и что-то тихо поведал королю на ухо, а король ещё раз переспросил, лишь тогда он торжественно обратился к присутствующим, подав перед тем знак Гордиенку:
— Благодарю за намерения, господа, но мои солдаты сегодня уже не в первый раз поехали к крепости, чтобы иметь о ней полное представление. Мы возьмём Полтаву. Но и вы можете себя показать.
От таких слов Мазепа, Гордиенко, Орлик и все, кто с ними допущен на королевские глаза, хоть и склонили низко головы, но были довольны: славно решил король! Будет нетрудная экзерциция.
Мазепа дождался нужного мгновения, почти незаметно взмахнул рукою, и молодые джуры, которые стояли за его креслом, внесли в светлицу что-то завёрнутое в белую ткань. Они сняли покрывало — в светлице вспыхнуло новое сияние, то так ярко заискрилась гетманская парсуна.
— О! — сказал граф Пипер. — Chef-d’oeuvre![30] Какого мастера работа? Как имя?
Мазепа поклонился сначала королю:
— Меа dona[31], ваше величество!
Затем еле-еле обратился к Пиперу, так, чтобы ответ всё-таки прозвучал для короля:
— Мастер учился в Италии. Зограф Опанас. Писал это для новой церкви.
Король удивлённо рассматривал изображение.
— И вам не жаль, ваша светлость? Здесь вы так величественны! — сказал он после долгого молчания.
Мазепа снова склонил голову:
— Для вас, государь, не жаль.
Гусак из-за спины гетмана смотрел на всё с радостью, а Гордиенко поднял только одну бровь и еле заметно улыбался. Орлик понимающе промолчал.
7
— Дождались, — сказал полковник Келин, человек высокий ростом, как и большинство царских офицеров, стройный, сухопарый и всегда напряжённый, присланный в Полтаву комендантом в начале нового, 1709 года. Его не удивило тихое лошадиное ржание, заслышанное в синеватых сумерках из ближнего леса среди сплошного птичьего крика.
— Будет приступ? — почтительно спросил казацкий есаул.
— Обязательно.
Есаул враз перестал зевать.
— Сколько же их там?