И еще, раз уж мы заговорили о потерях, то для полноты картины приведем и польские сведения на этот счет. Подполковник Фелицьян Майоркевич (псевдоним «Ирон») уже в конце точно оценил потери неприятеля на уровне 10-12 тыс. убитых и раненых. Обнаруженные затем немецкие документы показали, что потери группы фон дем Баха составили 1 570 убитых и 8 374 раненых.
В целом погибло, таким образом, до 16-20 тыс. польских бойцов, а немецких солдат — ок. 2 000 Соотношение погибших польских и немецких военнослужащих тем самым получается 10:1. Если же учесть жертвы среди гражданского населения, то окажется, что на каждого убитого во время восстания немца приходилось до 70 погибших поляков.
Так что, — пусть простят нас сгинувшие в варшавском аду августа-сентября 1944 г. — восстание было обречено с самого начала, и 1 октября 1944 г. после совещания главного командования АК в Варшаве было принято решение капитулировать. Утром 2 октября делегация повстанцев отправилась к фон дем Баху-Зелевскому и к 21 часу ночи подписала акт о капитуляции, согласно которому в течение 4-5 октября сдались около 12 тыс. повстанцев. Их раскидали по различным лагерям военнопленных. Корпус же фон дем Баха, уничтожавший Варшаву и ее жителей, 8 октября немцам пришлось расформировать, так как после двух месяцев боев он уже не мог считаться полноценной боевой единицей — входившие в него полки и батальоны к этому моменту имели в своем составе от 100 до 300 солдат каждый. И лишь бригада Дирлевангера, который за действия в Варшаве был награжден Рыцарским крестом, была пополнена и в октябре направлена на подавление Словацкого национального восстания.
А что же Бур-Комаровский, отдавший приказ о восстании, закончившимся катастрофой? Он, великодушно раздав уцелевшим повстанцам по 20 долларов из бюджета АК за патриотизм и два месяца боев, отбыл сдаваться. Что было не таким уж и неприятным занятием, поскольку с вражеской стороны ему приветливо улыбались старые знакомые. Да и переговоры о сдаче с ним вел небезызвестный Кристианзен из абвера, плодотворно поработавший с Армией Крайовой в Вильно. Как сообщала 29 июля 1994 немецкая газета «Die Zeit» в статье «Mit Feuer und Rauch» (В огне и дыму) в благодарность за его посреднические услуги Комаровский даже подарил Кристианзену свой портрет с надписью «Благодарю!». А вскорости и еще один благодетель подоспел! Как писал в своих «Воспоминаниях солдата» Г. Гудериан, ставший к тому времени начальником Генерального штаба: «После капитуляции пленные повстанцы были переданы эсэсовцам. Бур-Комаровский был знакомым Фегеляйна, они неоднократно встречались на международных турнирах. Фегеляйн о нем позаботился». К этому следует добавить, что Бур-Комаровский и Фегеляйн на самом деле познакомились еще раньше, по службе в австрийской армии во время Первой мировой войны.
Что тут скажешь, повезло командующему АК, не брезговавшему водить дружбу с эсэсовскими генералами. Отсюда вывод: истинному польскому патриоту полезные знакомства в абвере и СС — не помеха. Тем более столь лестные. Ведь Фегеляйн был самым известным кавалеристом в гитлеровской Германии, победителем множества турниров и массовиком-затейником по конному спорту во время олимпиады 1936 г. в Берлине. Чего Комаровский, будучи настоящим уланом, рубившимся с Советами в 1920 г. и недолго с немцами в 1939 г., конечно же, не мог не оценить. Так что двух наших кавалеристов свели, если так можно выразиться, общие лошадиные ценности. Правда, война 1939 г. на время выбила «Бура»-Комаровского из седла, ведь в подполье на белом коне, как пан Андерс, не поскачешь. А вот группенфюрер Фегеляйн стал в 1941-1942 гг. командиром кавалерийской бригады СС, которая прочесывала припятские болота в поисках «партизан и бандитов». А так как ни в 1941-м, ни в 1942 г. польских партизан в данном районе не наблюдалось, то и жертв среди них не было. А спортсмен Фегеляйн, успевший за время своих славных кавалерийских походов загубить около 20 000 душ, на поверку оказался душевным человеком и позаботился о спортсмене Комаровском. Что и не удивительно, человек-то он был разносторонний и даже не чуждый прекрасного. Он и в Варшаву 13 августа 1944 г. прибыл по приказу Гитлера не с Буром-Комаровским воевать, а «сохранять» особо ценные произведения искусства. Видимо, и Бур-Комаровский к ним относился.