Учитывая местные традиции, а вовсе не по причинам «женоненавистничества» Н. Тюрякулов вновь и вновь поднимает вопрос о докторе-мужчине. «У нас продолжает работать женщина-врач Тивель (Бабаджан). Она работает здесь в порядке местного найма. Я по-прежнему остаюсь на «мусульманской» точке зрения, что нам лучше иметь все-таки мужчину доктора. Правда, она работает прекрасно и приобрела большую популярность среди женской половины населения: ежедневно принимает до 25–30 чел. Из осторожности по нашему совету она часто отсылает к другим врачам (сирийцам), чтобы ее не подозревали в «отбивании» чужих больных. Население весьма довольно. Тем не менее, прошу Вашего содействия в замене ее мужчиной. Частным образом узнал, что вопрос о докторе Мошковском встретил какое-то затруднение. Если это так — то приходится сожалеть. Нельзя ли ускорить разрешение этого вопроса в желаемом нами направлении».
Настойчивые просьбы полпреда были в конце концов услышаны, и накануне 1930 года «одновременно с почтой» в Хиджаз выехали «врачи Мошковский (высококвалифицированный ученый специалист по вопросам тропических болезней), главным образом для ведения научных исследований, и его ассистент врач Нахашвили, главным образом для подсобной работы и для клинической практики. Хотя по настоящий день мы не получали Вашего сообщения о визе для Нахашвили, рассчитываем, что Вам удастся ее получить. В противном случае, Нахашвили пришлось бы поехать на некоторое время в Ходейду и там дожидаться визы для приезда в Геджас».
В сопроводительном письме НКИД Н. Тюрякулову предлагалось использовать работу вновь прибывших медиков для укрепления контактов с местными политическими кругами, тем более что примеры такого эффективного взаимодействия уже были. Для этого почтой было направлено «письмо Наркомздрава т. Семашко министру здравоохранения Геджаса (если такового нет, можно передать его в другое соответствующее ведомство). Полагаем, что Вы используете это письмо для создания делового контакта междут. Мошковским и геджасскими властями. Сообщаем для Вашего сведения, что работа нашей амбулатории в Санаа и в частности д-ра Бабаджана имеет прекрасные результаты и превратилась в один из каналов нашего политического и культурного влияния. Наркомздрав очень заинтересован в научной работе т. Мошковского и от успехов последней будет зависеть его дальнейшее отношение к медицинской работе в Геджасе. Работа т. Мошковского действительно должна иметь крупное научное значение. По всем этим причинам мы просим Вас создать максимально благоприятные условия для работы т. Мошковского и учитывать, что ему также необходим ассистент Нахашвили, как его ближайший помощник».
Как для специалиста-бактериолога, перед Мошковским в Саудовской Аравии открывалось широкое поле деятельности. В качестве ученого и специалиста по малярии Мошковскому удалось установить деловые отношения с хиджазскими медицинскими властями и простыми врачами, которым он много содействовал по линии организации бактериологической работы в Джидде. Как врач Мошковский пользовался большим авторитетом у хиджазцев. Он лечил от малярии принца Фейсала и других видных деятелей. В иностранных миссиях также жаждали воспользоваться его помощью, а наиболее тесные отношения установились у него с голландцами. «Но особенно ярко выявилась для гсджасцев польза от нашей медицинской работы в связи с предпринятыми итальянской стороной попытками объявить хадж неблагополучным по холере, на основании одного неясного случая заболевания. Д-р Мошковский предложил свои услуги геджасцам и провел целый ряд бактериологических опытов, которые показали, что в Геджасе холеры не имеется».
Очевидно, что установленное благодаря бактериологическим исследованиям Мошковского отсутствие холеры в Хиджазе, а также его разъяснения о ходе своих работ, которые он, с ведома Н. Тюрякулова, давал отдельным дипломатам (Райяну, Мегрэ и др.), «охладило интерес итальянцев к «холерной» зацепке и теперь они бьют перед нами отбой. Попутно отмечу, что тактика, которой по моему указанию придерживался проф. Мошковский, заключалась в тщательнейшем ограничении своих как письменных (Геджасскому правительству), так и устных (иностранцам и представителю Международного карантинного Совета в Джедде д-ру Салиху, неотступно следившим за работой нашего врача) сообщений рамками материалов, подвергшихся исследованию с его стороны. Другими словами, наш врач избегал бросать тень на сообщение из Массауа, хотя фактически результаты его работы, касающиеся хотя бы только одного Геджаса, по сути дела поставили под сомнение правильность и законность карантинных мер Совета, базирующихся главным образом на итальянском свидетельстве. Такой вывод приходится делать из заявления главного инвектора Совета генерала Дюгэ».