Ливонский хронист С. Хеннинг в свою хронику также вставил небольшой рассказ о заговоре московских бояр против Ивана Грозного. Учитывая близость к королю и связи среди литовской аристократии, он изложил ту версию событий, которая была в ходу при дворе Сигизмунда II. По его словам, польский король собрал в Радошковичах большое войско для того, чтобы
«Великий Герцог, который уже был ужасным чудовищем, стал ещё более безжалостным, подобно фараону Египта, и отправил своих опричников с приказом убить, изрубить и полностью уничтожить и истребить всех тех заговорщиков, наряду с их всеми родственниками и семьями, их жёнами, детьми, слугами, скотом, собаками, кошками и даже рыбой в прудах — со всем, что они имели, так, чтобы вся память и сведениях о них фактически исчезли от лица земли».
Итак, иностранные свидетели, которые считаются достаточно надёжными (во всяком случае, отечественные и зарубежные историки обычно ссылаются именно на них, живописуя ужасы тирании Ивана Грозного), были уверены в том, что при дворе московского государя созрел обширный заговор. Правда, русская версия событий, изложенная в составленном уже после Смуты Пискаревском летописце, выглядела несколько иначе. По словам составителя, после учреждения опричнины
Таким образом, русский книжник считал, что заговора не было, но глухое недовольство и разговоры вокруг извечных русских вопросов «Кто виноват?» и «Что делать?» были. Этим и воспользовались некие
Старицкий князь отнюдь не случайно оказался в центре интриги. Любопытные сведения, правда, без ссылки на их источник, приводит российский историк Р.Г. Скрынников:
«Летом 1567 г. в земщине широко распространились слухи о посещении царём Кириллова (Кирилло-Белозерского монастыря — прим. авт.). Неосторожными и двусмысленными речами насчёт намерения постричься в монахи Иван дал богатую пищу для всевозможных нежелательных толков в земщине, ободривших оппозицию (…) Толки эти поддерживались также слухами, будто царь и его ближайшее окружение ведут в слободе (Александровской слободе, опричной резиденции царя — прим. авт.) монашеское житьё, как бы примеряясь к монастырской жизни».