«Полоцкий» цикл

Похоже, местность сыграла злую шутку с Захарьей Плещеевым. Он не сразу понял, что перед ним не немногочисленные конные заставы литовцев, а главные силы Радзивилла. Отметим, кстати, что это уже не первый подобный прокол воеводы: пренебрежение разведкой и боевым охранением вместе с неверной оценкой ситуации у него, похоже, было в крови, и урок, который преподал ему орденский ландмаршал под Юрьевом осенью 1559 года, не пошёл воеводе впрок. Полагая, что перед ним небольшие силы неприятеля, он решил, что справится с ними сам, и не стал бить тревогу.

Между тем подтянувшиеся к месту сражения конные роты литовцев в быстро сгущающихся сумерках начали разворачиваться в боевой строй, малозаметные из-за кустарника и молодой поросли. В атаку они не шли, выжидая, пока подтянутся отставшие роты, чтобы атаковать русских разом и опрокинуть их.

«Притягнувши на поле немалое под село при реце Уле, там обачивши московские гуфы застановилися, и, сождавшися, вси сполечне гуфы росправили (…) А когда гуфы росправили, не чинили их милость никоторое переказы, але в справе будучи на местце стояли, и, зготовившися, з росказанья пана гетмана навышшого, пан гетман дворный подступил к ним з людом», —

так описывал эту фазу сражения неизвестный литвин.

^{Битва на Уле, 1564 год. Гравюра из современного сражению немецкого «летучего листка»}

С подходом рот Ходкевича Радзивилл решил, что час настал, и бросил в бой на помощь уже сражавшимся ротам ещё две, чечерского старосты Ю. Зеновича и «почт» польного гетмана. Ввод в бой пусть и немногочисленных, но свежих сил разом решил исход дела. Не ожидавшие этого русские «обратили плещи на бег» и хлынули назад.

Пока ратники Передового полка бились с передовыми литовскими ротами, основная часть русского войска, похоже, собиралась разбить лагерь «на Чашницких полях у села Иванского». К бою они не готовились. Как писал русский летописец, «царевы же и великого князя воеводы не токмо доспехи успели на себя положити, но и полки стати не успели, занеже пришли места тесные и лесные». Когда неприятель опрокинул сотни Передового полка и толпа беглецов хлынула назад, неся с собой панику и замешательство и вовлекая в свой поток всё новых и новых людей, растерявшиеся воеводы ничего не смогли предпринять, чтобы переломить ход битвы в свою пользу. Некоторые из них со своей свитой и своими людьми пытались контратаковать неприятеля, остановить преследование, чтобы дать время ратникам опомниться и сорганизоваться, но безуспешно.

Видимо, во время одной из таких попыток и получил ранение сам большой воевода. Что с ним случилось потом, не совсем понятно. По одной из версий, его изловили местные мужики и «посадили» в колодец, предварительно обобрав. По другой, местный крестьянин убил его своим топором (потом Радзивилл приказал казнить этого «хлопа» за самоуправство). По третьей, его тело было найдено в реке, где утопло множество других бежавших с поля боя московитов. Во всяком случае, позднейший русский летописец сообщал, что «князя Петра Шуйского збили с коня, и он з дела пеш утек и пришол в литовскую деревню; и тут мужики его ограбя и в воду посадили». В плен попали незадачливый воевода Передового полка Захарья Плещеев и третий воевода Большого полка И.П. Охлябинин, сотенный голова И. Нороватый, некий стрелецкий «тысячник» С. Хохулин и несколько других «значных» детей боярских — начальных людей.

Печальные итоги

К счастью для русских, бой начался, как уже было отмечено выше, в сумерках и был скоротечным. С момента первых стычек и до конца преследования, которое велось, если верить неизвестному литвину, пять миль (8 км), прошло около двух часов, так что всё завершалось уже при свете месяца. Одним словом, у беглецов было время скрыться в лесной чаще и оторваться от погони, тем более что литвины бросились грабить оставленный русскими обоз. По разным данным, в руки литовского войска попало порядка 3000, а то и поболе, возов со всяким имуществом, а ещё 2000 комплектов доспехов, что косвенно свидетельствует в пользу немногочисленности войска Шуйского. Литовские и в особенности польские источники сообщали, что побитых московитов было видимо-невидимо. Сам Радзвилл писал о 9000 побитых, Коммендони — о 10 000, а М. Стрыйковский — и вовсе о 25 000 поверженных противников.