Перемещения и расквартирование литовских и польских полков невольно наводят на мысль о том, что в «штабе» Радзивилла прознали что-то о намерениях русского командования. Вряд ли, конечно, здесь стоит вести речь о некоей «спецоперации», осуществлённой литовскими «рыцарями плаща и кинжала» совместно с изменниками-боярами, которые, желая вставить палки в колёса царю-завоевателю, выдали литовцам секретнейший план зимнего наступления. Не стоит множить сущности и прибегать к столь сложным конспирологическим теориям, как это делают некоторые отечественные историки. Проблема решается намного проще. У Радзивилла и его коллеги, гетмана польного Григория Ходкевича, хватало «шпегков» и в самом Полоцке, и в приграничных русских городах, которые снабжали обоих военачальников ценной разведывательной информацией. В литовских документах того времени сохранились имена некоторых этих «шпегков». Полоцкие «земяне» Фёдор и Куприян Оскерки «до земли неприятеля нашого великого князя московского ходячи вязнев, значных людей, сынов боярских, казаков и стрелцов, частокрот до нас, господара, и до его милости приводячи, от люду и воевод московъских певные вести» доставляли. Или другой такой «шпегк», оршанский мещанин Игнат Михайлович, «в потребах з людми неприятелскими горла своего не метовал, так теж шпекгуючи в земли неприятелскои чрез купцов и приятел своих выведане чинечи, ему (оршанскому старосте Филону Кмите — прим. авт.) знати давал».
Не будем забывать и о тонком, но непрекращающемся ручейке перебежчиков с московской стороны, которые, по словам Сигизмунда, «слышачи о волностях и свободах в панствах наших», выезжали в Литву и, стремясь выслужиться перед новым господином, сообщали ему и его воеводам свежие новости с той стороны. В общем, литовские гетманы явно не испытывали недостатка в информации, а учитывая задержку с началом похода, которую допустили в Москве, у них было время для принятия необходимых контрмер. И эти контрмеры Радзивилл и Ходкевич, похоже, приняли. Во всяком случае перемещение литовского войска из-под Крево к Лукомлю явно находилось в этом русле, а постоянное наблюдение за долгими русскими сборами позволяло им быть в курсе намерений неприятеля. Одним словом, когда полки Шуйского 23 января 1564 года наконец-то покинули Полоцк и двинулись на юг, на их пути уже стояли литовцы, никак не меньшие по численности и готовившиеся к встрече незваных гостей.
Григорий Ходкевич. Ксилография конца XIX векаНа маршеДождавшись наступления холодов и прекращения проклятой распутицы, Шуйский и его воеводы поспешили к месту встречи со смоленской ратью «на Боране» западнее Орши. Как это происходило, можно представить по аналогии с иными подобными случаями. Утром 23 января большой воевода в сопровождении блестящей свиты (а иначе нельзя: не поймут) отправился в полоцкую Софию, где отстоял торжественный молебен, после чего, получив благословение от полоцкого владыки, вышел из собора, сел на коня и отдал приказ выступать.
Походный порядок войска Шуйского выглядел, скорее всего, следующим образом. В своеобразном «наставлении», которое родилось в недрах одного из московских приказов в годы Смуты, походный порядок царского войска описывался так: