– Он повел меня в книжный магазин, а потом напоил.
Лина фыркает.
– Молодец, красавец! Ооо! Наверное, это он. Дэниэл Сон-Исон. Да, он действительно красавец.
– А жена на фото есть?
– Жены нет. Наверное, это его дочь. Девочка-подросток. Очень на него похожа, только в женском варианте.
– Это он. У него есть дочь, она в выпускном классе и, по его словам, очень умна. Учится в Бронксе.
– Очень хорошо. Лучшего штрейкбрехера, чем он, и представить себе невозможно. А у тебя правда не было секса три года? Даже у меня, когда я была монахиней, было чаще.
– Не уверена, что этим стоит хвалиться. Как бы там ни было, у меня сейчас очень странное ощущение.
– Что, секс был не очень?
– Нет. Я имею в виду, что я так давно этим не занималась, что все было очень странно. А сейчас, постфактум, все еще страннее. А ничего, что я занималась этим, пока отец моих детей целую неделю за ними присматривает? Я не предаю сейчас свои ценности?
Лина усмехается.
– Ты хочешь спросить, ничего, что ты изменила бывшему мужу?
– Не бывшему. Помнишь, у нас не было развода как такового, – вздыхаю я. – Все это время я была слишком занята, чтобы думать про секс или свидания, так что не могу сказать, что я сознательно воздерживалась. Но да, где-то на задворках сознания я считала, что храню ему верность.
Говоря это, я вспоминаю про списания с кредитной карты. Нижнее белье. Эпиляция. К голове приливает кровь.
– Пожалуйста, Эми, не тупи. Речь про мужчину, который уехал жить на другой конец света со студенткой. Тебе некому хранить верность.
– А дети?
– Ты думаешь, твоим детям не все равно, есть у тебя секс или нет? Думаешь, они вообще хотят об этом знать?
Я думаю, что она, очевидно, права.
– Но раз уж я собралась с кем-то переспать после такого длительного перерыва, разве это не должен быть человек, с которым я хотя бы пару раз сходила на свидания? Человек, с которым у нас есть перспектива совместного будущего, а не какой-то случайный знакомый.
– Откуда ты вообще взяла все эти правила? С моей точки зрения, одинокие взрослые женщины должны снимать сексуальное напряжение, не ощущая за это стыд и вину. Если у тебя это случилось в отпуске, в чем проблема?
– Я не такая.
– Видимо, такая. И это хорошие новости, потому что быть «такой» – гораздо лучше, чем быть другой.
Я молчу, а потом говорю:
– Было реально хорошо.
– Ага! – победоносно заключает Лина. – Конечно, было. И это замечательно.
– Он симпатичный, и с ним очень легко, он искренне любит дочку, и уроки, и преподавание. А еще он оставил след у меня на щеке, когда мы… ну ты понимаешь.
– Ого! Отлично! А что дальше?
– В смысле?
– Ну ты собираешься поддерживать ваш курортный роман до своего возвращения домой?
– Что? О, нет. Нет-нет-нет. Я думаю, как бы мне выбраться из номера, не разбудив его, чтобы мне не пришлось больше его видеть. Сегодня я ночую у Талии. Это все было на один раз.
– Штрейкбрехер.
– Именно. И теперь я еще три года смогу без секса, если захочу.
Лина смеется.
– Весь вопрос в том, захочешь ли ты теперь, когда лед сломан.
И в самом потайном уголке моего сердца звучит настолько однозначный ответ на этот вопрос, что я готова о нем кричать. Но я не успеваю этого сделать, потому что дверь открывается и передо мной возникает штрейкбрехер собственной персоной. Конечно же, совершенно голый.
– Доброе утро.
Дэниэл в прекрасной форме. Помню, что я сказала ему об этом вчера вечером. Тогда меня это радовало. Но сегодня его стройное широкое тело не сексуально, оно меня пугает. Потому что мое тело – не подтянутое и не стройное. Я наглухо запахиваю халат на животе. Там я выносила двоих здоровых детей, и этого не спрятать.
– Мм, Лина? Мне пора. Потом поговорим.
– Подожди, я хочу послушать! – слышу я перед тем, как нажимаю отбой. Поворачиваюсь к Дэниэлу и стараюсь не смотреть на его плоский живот.
– Доброе утро? – говорю я с вопросительной интонацией, сама не понимая, почему.
Он смеется. Наверное, потому что увидел меня во всей красе – как я съежилась на крышке унитаза, сжимая телефон, вся перемазанная тушью, взлохмаченная и объятая стыдом.
– Подойди ко мне.
Я робко встаю и медленно делаю несколько шагов ему навстречу. Дэниэл тоже идет ко мне, обнимает своими чересчур сильными руками и целует. В его поцелуе – страсть и утреннее дыхание. Это так по-человечески и так воодушевляет, что, когда мы отстраняемся друг от друга, я смотрю на него и улыбаюсь.
– Я в смущении, – признаюсь я ему. – Обычно я так себя не веду.
– Та же самая история. – он убирает у меня с лица несколько нависших спутанных прядей. – То есть я не в смущении, но обычно я тоже так себя не веду. А вот использование латинских выражений к месту и без места – это мое. Но было же хорошо?
– Очень хорошо, – киваю я.
– Одно вело к другому и так далее.
– Так и было.
– Я бы хотел, чтобы все продолжилось.
Он медленно просовывая руку под мой халат. Но вместо того чтобы насладиться этим ощущением, я думаю о том, что моя грудь висит гораздо ниже, чем у других женщин, с кем он был. И я убираю его руку и поглубже запахиваю халат на шее. Он явно разочарован.