– Дэниэл, это Кэтрин. Она из Чикаго, преподает в государственной школе.
Дэниэл улыбается и тянет ей руку.
– Вы проделали длинный путь, – тепло приветствует он Кэтрин. Не похоже, чтобы ему было неловко или волнительно. Мне просто нужно успокоиться самой.
– Я прячусь от детей, – с заговорщическим видом объясняет она. – И памперсы менять не собираюсь, имейте в виду.
– Понял. Не попрошу, – подмигивает он ей. Серьезно, он легко мог бы быть тем самым самым красавчиком-учителем, про которого говорила Кэтрин.
– И на этой ноте, – она, многозначительно посмотрела на меня, а затем – на Дэниэла, – я хотела бы отбыть в сторону отеля, где меня ждет послеобеденный сон. Уже второй сон за сегодняшний день. Поэтому я вынуждена попрощаться с вами.
– Carpe somnum! – кричит ей вслед Дэниэл. – Ловите сны!
Более дурацкую реплику представить себе невозможно, и я немного расслабляюсь. А когда он показывает мне блокнот со своими заметками по моей презентации, мне становится совсем комфортно.
– Идем? – зовет он. – Мне нужно ваше мнение по некоторым книгам.
Я киваю и радуюсь перспективе провести эту встречу за разговорами о книгах. О книгах – это я могу. А если бы это было что-то вроде свидания, то было бы грустно.
– Идем.
– Отлично. А прежде чем мы начнем бросаться названиями, предлагаю озаботиться напитками. У нас свидание с кофе или с градусами? – спрашивает он, мигом сводя на нет все мои попытки успокоиться.
– У нас не свидание, – объявляю я, переборщив с громкостью.
– Да, – быстро соглашается Дэниэл и опускает взгляд в пол. – Конечно. Простите.
Я уже сама готова извиниться – просто по привычке, но сейчас я молчу. Дэниэл думал, что мы могли бы пойти на свидание. Этот очень красивый и начитанный мужчина пригласил меня на свидание. Я, можно сказать, свободна. Это хорошо. Это не плохо. Что я делаю?
– То есть у нас свидание? – спрашиваю я. – Его вполне можно устроить.
– Давайте по кофе, – смеется он.
– Да! – горячо соглашаюсь я. – Давайте по кофе.
– Может, без кофеина? – улыбается он.
Мы встаем в очередь к палатке. Дэниэл, пребывая в прекрасной физической форме, тем не менее заказывает к своему кофе два вида выпечки и черно-белое печенье. Я беру декаф с молоком, потому что он прав – еще немного кофеина и меня может хватить инсульт. Зажав локтем бумажный пакет с выпечкой, он ведет меня на запад, к уютному зеленому островку у реки, о существовании которого я и не подозревала. Конечно, то же самое можно сказать про 90 % площади Нью-Йорка. По дороге мы обсуждаем книги, которые себе скачали. Его читательский диапазон очень широк, но я замечаю определенную тенденцию к фантастике.
– О, да, – без всякого стеснения признает он, когда я об этом спрашиваю. – Дочка подсадила меня на юношескую литературу в жанре апокалипсиса, а потом я покатился по наклонной.
– О, это скользкий путь, – говорю я с улыбкой. – У вас есть дочь?
– Да. В этом году идет в выпускной двенадцатый класс. Давайте займем эту скамейку и съедим по булочке.
Мы садимся на удивительно чистую скамью с видом на Гудзон. Между нами – сантиметров тридцать. Он достает булочку.
– Лимонный базилик?
– Помню, было еще печенье…
– Один момент, и черно-белое печенье будет к вашим услугам.
Он передает мне печенье в бумажной обертке, которую я разворачиваю и начинаю откусывать по очереди то с белой, то с черной половины. В процессе я рассказываю ему о том, как в старые добрые времена мы с Талией приезжали в Нью-Йорк и ели магазинное черно-белое печенье в четыре утра, протанцевав всю ночь; как мы ночевали в лобби отелей, а потом уговаривали незнакомых мужчин угостить нас завтраком в кафе. Домой мы приезжали без копейки денег и при ближайшей возможности проделывали то же самое снова.
– Бедные ваши родители.
– Вот именно! У меня самой дочь-подросток. Я их очень хорошо сейчас понимаю.
– А, и вы, значит, тоже? Она вас сейчас любит или ненавидит?
– Ммм, нужно посмотреть, какое сейчас время суток, – говорю я и смотрю на воображаемые наручные часы. – Вообще, если не брать в расчет перепады настроения, она у меня идеальный ребенок. Учится не очень хорошо, но увлекается прыжками в воду и довольно популярна в школе – в хорошем смысле этого слова. Она не доводит других девочек до нарушений пищевого поведения, и ее приглашают на танцы.
– Да, это хорошо, – соглашается он. – То же можно сказать и про мою дочь. Правда, мне кажется, на танцы ее не приглашают. Скорее, она просто ставит молодого человека перед фактом, что идет на танцы с ним, а тот со страху соглашается.
– Находчиво, – смеюсь я. – У вас один ребенок?
Он кивает.
– А у вас?
– У меня еще сын. Ему двенадцать. Вот за него я беспокоюсь день и ночь.
– Доставляет?
– Наоборот. Он такой… добрый, – и вот я уже вовсю делюсь с Дэниэлом, как Джо среагировал на возвращение отца, а это подразумевает рассказ про ситуацию с Джоном, а это вряд ли уместно на свидании. В итоге я кое-как выруливаю к тому, как Джо склонил всех нас дать Джону шанс воссоединиться с семьей и какой эмоциональный риск это представляет. – Мир ему этого не простит.