Полный НяпиZдинг

Осознанность — единственный инструмент, с помощью которого можно выбраться из этого кошмара. Не нужно бороться с собой, тем более, не нужно бороться с другими (любая борьба — порождение все того же страха), достаточно просто осознавать — хотя бы одно действие и одно душевное движение из сотни. Для начала.

Не имеет значения, как ты себя ведешь, что говоришь и что делаешь, если все это происходит осознанно. Осознанные действия не бывают «плохими», они — и есть жизнь.

Осознанность — единственный ключ к свободе и одновременно сама свобода в том виде, в каком она доступна человеку на этой земле. Взять ее почти невозможно. Не взять ее — величайшая растрата, какую только можно вообразить.

Некоторые кошки не то чтобы серы

Такая удивительная штука выясняется зимой — то есть, в тот период, когда световой день очень короток.

Ночь — это правда о нас (о нашем восприятии).

Ночью мы все выходим из темноты навстречу друг другу — неизвестные незнакомцы без прошлого и будущего; на месте прошлого и будущего у каждого из нас — тьма, которую можно заполнить по собственному усмотрению, а можно не заполнять вовсе.

И это — правда.

Ночью мы видим только те предметы, на которые падает свет, и это очень точная иллюстрация работы восприятия (в рамках этой иллюстрации свет символизирует внимание).

Ночью улицы, по которым мы ходим днем, выглядят настолько иначе, что это уже совсем другие улицы. И как мы находим знакомую дорогу — это отдельный, очень интересный вопрос.

Обычно, конечно, не задумываясь, на автопилоте (как делается почти все). Но задумываться — это самое интересное, задумавшись, обнаруживаешь у себя в голове две карты города, дневную и ночную (и они далеко не всегда совпадают), или выясняешь, что ходишь, ориентируясь на приметы, которые кажутся неизменными (магазин на углу, гостиница на противоположной стороне улицы, желтые окна аптеки, сияющий купол в просвете между домами, синяя дверь соседней парадной). Или работает своего рода внутренний компас, указывающий направление (обладатели подобных компасов лучше прочих ориентируются на незнакомой местности).

Или еще каким-то способом, отличным от дневного. Или даже не отличным — некоторые люди искренне не видят разницы между дневным и ночным маршрутами, и это тоже удивительная правда об особенностях восприятия, которую каждому лучше знать о себе, чем не знать.

А днем, при ярком свете, мы, конечно, находимся во власти иллюзий. Кажется, будто мы все видим, знаем и понимаем. Будто все вокруг — действительно такое, каким мстится. И мы, прекрасные, стоим в центре раз и навсегда познанного, прирученного мира со своей алмазной перцепцией наперевес.

Ужасно смешно.

Несколько раз в году (чаще, чем хотелось бы признаваться) я иду к своему дилеру и говорю: «Чувак, у меня опять привыкание к жизни. Надо увеличить дозу».

Он ухмыляется, берет самый большой шприц и со всей дури ширяет реальность по вене — погодой.

И я говорю ему: «Спасибо, Господи», — а он смеется: «Тебе все-таки очень мало надо. Легко мне с тобой».

Ну то есть. Когда я спускаюсь, например, по холму, из верхнего золотого мира в нижний синий, уже подсвеченный оранжевыми фонарями, я сперва думаю, что дома есть кофе, молоко, яблоки, овсянка из «Маркса и Спенсера» и остатки домашней пиццы, и курица для кошек, короче, всего полно, можно не заходить в магазин. А потом я думаю, что надо бы наконец привести в порядок папки со старыми фото и дописать рассказ (честно говоря, целых три — дописать). И что круто было бы как Филип Дик, закинуться амфетаминами и писать на скорости хоть немного приближенной к внутренней, и это каким же надо быть мастером, чтобы в таких условиях писать нечто хотя бы отчасти связное и осмысленное, так что может быть даже к лучшему, что амфетаминов в ближайшей аптеке мне не дадут.

С другой стороны, думаю я, можно же выработать свои в организме — прямо сейчас.

В этот момент мне еще кажется, что я шучу.

«Тыдыц!» — говорит сердце с такой готовностью, словно все эти годы только и ждало команды, и начинает колотиться в ритме, скажем так, отчасти приближенном к моим представлениям о должном, миллион ударов в секунду, продолжительность которой столь исчезающе мала, что можно сказать, никакой секунды нет вовсе, поэтому получаем миллион сердечных ударов в одно никогда, и это уже хоть немного похоже на правду.

И тогда я думаю, что огонь в этом мире всегда приходит снизу и сверху одновременно, а не с какой-то одной стороны, и веселое рыжее пламя лижет мне пятки, а синее, способное испепелить все, чего нет, пляшет на голове, и это тоже похоже на правду.

Жизнь налаживается, думаю я, а потом ничего больше не думаю — если кто пробовал думать со скоростью миллион мыслей в секунду, которая равна одному «никогда», тот поймет, почему.

А потом я все-таки каким-то образом прихожу домой, и начинается гроза.

Ни просьба о помощи, ни согласие принять предложенную помощь никогда не являются согласием терпеть унижения.