В прихожей есть ещё две двери. Одна, расположенная напротив входа, ведёт во внутренний дворик. Тот самый, с фотографии, с кованной мебелью и видом, который сейчас отсутствует из-за темноты. Вторая дверь выводит в спальню, вполне себе современного вида, с окошком, выходящим в этот же дворик. Миленько. Только немного пугает эта чернильная тишина за окном.
Вся компания перемещается обратно в прихожую, откуда через большой открытый проём они попадают в кухню. Кухня будто бы отделена от всего остального не проёмом, а порталом. Временным порталом, имеется в виду. Очень хочется взять в руки веник и смести паутину из всех углов. И это не метафора: все углы у высокого потолка в паутине. Посередине стоит огромный стол, есть плита и раковина, но главенствующее место занимает камин. Правда, он оказывается не камином, а самой настоящей печью, причём просто гигантских размеров. Огромная чёрная топка, лубочный горшок и прихват, медная посуда, развешанная по стенам.
– А где же ещё спальня? – взволнованно спрашивает Лора.
Валентино делает загадочное лицо и идёт в дальний угол кухни. Тут трое друзей видят ранее не замеченную маленькую арку, буквально окошко в стене. Хозяин дома сгибается в три погибели и входит в проём. За проёмом каменные ступени, ведущие вниз крутой спиралью. Плечи буквально касаются стен прохода. Тесная компания спускается на нижний этаж. Пространство, открывшееся им, огромно. Это мастерская скульптора. Повсюду стоят бюсты и статуи. В специальных витринах разложены раскрытые книги с иллюстрациями. Валентино пускается в объяснения. Лора, улавливающая в итальянской речи отдельные слова, берет на себя роль переводчика.
– Бабушка, модель, дедушка, скульптор. Известный мастер. Иллюстрации с его работами. Дому тысяча лет.
– Тысяча? – потрясённо переспрашивает Ника.
– Mille, – торжественно подтверждает Валентино.
Из мастерской есть свой выход на улицу. И это те амбарные ворота, которые они видели, когда подошли к дому. Между створками ворот легко можно просунуть палец, чтобы, например, пригрозить соседскому мальчишке, решившему разглядеть мастерскую в щёлочку. Никаких мальчишек, да и вообще никаких людей на улице нет. Но щели есть, и сквозь них прохладный ночной апрельский воздух свободно проникает в мастерскую и так же свободно выходит из неё обратно, прихватив с собой то тепло, которое вообще-то могло бы и остаться, и никуда не уходить их этого просторного помещения.
Валентино, окончив рассказ о своих предках, ведёт их вглубь мастерской, где они видят справа пять ступенек, ведущих в дальний конец помещения. Слева же тоже есть ступеньки, ведущие куда-то вниз, в подполье. Сколько этих ступенек, им не видно, поскольку ступени тонут в темноте грота. Поднявшись по ступенькам справа, компания оказывается под низкими сводами, образованными старыми, почти чёрными деревянными балками, держащими потолок.
Лора пытается сориентироваться в пространстве: «Это получается, над нами кухня с пауками? Или уже первая спальня?» Ей не по себе.
Они стоят под этими черными балками и любуются на гигантскую кровать, накрытую какими-то одеялами и покрывалами так, что кажется, что там уже кто-то лежит. Под потолком маленькое окошко. По идее оно должно смотреть на внутренний дворик, но заглянуть в него и проверить эту версию не представляется возможным.
Трое друзей растерянно смотрят друг на друга. Всем хочется выйти отсюда и поселиться в маленькой спальне на верхнем этаже, но понятно, что эту огромную кровать в мастерской придётся занять супружеской паре, поскольку оставлять здесь одинокую Нику наверняка запрещено какой-нибудь конвенцией по правам человека.
Они ошарашенно возвращаются на крыльцо, вслед на невозмутимым Валентино. Он ещё раз интересуется, где же их машина.
Лора, наплевав на правила грамматики, сообщает:
– Меркато!
Что в её памяти отпечаталось как «рынок».
Валентино, понимающе кивая, садится в старый потрёпанный универсал, стоящий у входа, и машет Алексу рукой, приглашая присоединиться.
Алекс умоляюще смотрит на Лору, поскольку оставаться один на один и как-то коммуницировать с этим чудным Валентино выше его возможностей. Лора покорно идёт к машине, но Ника, сиротливо стоящая на крыльце, пугается:
– Ты же не оставишь меня одну тут? Мне страшно!
– Ну, поехали с нами.
– Тогда чемоданы не влезут!
– Да мы быстро, держись.
В зеркале заднего вида тоненькая фигурка Ники так и стоит на крыльце, не решаясь войти в дом.
Валентино, лихо закладывая то влево, то вправо, чуть шаркая потёртым бампером об углы домов на поворотах, вывозит их в мир огней и людей. Огней, кстати, стало ещё меньше, а примеченный ими ресторан уже был закрыт.