Полное собрание в одном томе

В семьдесят четвертый раз заяц уж и добежать не мог: повалился он среди поля на землю, кровь пошла у него горлом, и он сдвинуться с места не мог. А ежик взял выигранный им червонец и бутылку водки, кликнул жену свою, и оба супруга, очень довольные друг другом, отправились домой. И коли их доселе смерть не постигла — то они, верно, и теперь еще живы.

Вот так-то оно и случилось, что еж зайца обогнал, и с того времени ни один заяц не решался более бегать взапуски с ежом.

А назидание из этой бывальщины вот какое: во‑первых, никто, как бы ни считал себя знатным, не должен потешаться над тем, кто ниже его, хоть будь он и простой еж. А во‑вторых, здесь каждому совет дается такой: коли свататься вздумаешь, так бери себе жену из своего сословия, и такую, которая бы во всем тебе была ровня. Значит, кто ежом родился, тот должен и в жены себе брать ежиху. Так-то!

188. Веретено, ткацкий челнок и иголка

Девушка-сиротка жила когда-то без отца, без матери; они умерли, когда она была еще ребенком. В конце деревни, в избушке, жила одна-одинешенька ее крестная, которая зарабатывала себе хлеб насущный своим уменьем прясть, ткать и шить. Старушка взяла к себе покинутое дитя, приучила ее к работе и воспитала ее в благочестии. Когда девушке минуло пятнадцать лет, старушка заболела, подозвала к себе свою крестницу и сказала: «Милая, чувствую, что приближается конец мой! Оставляю тебе домик, в котором ты и от ветра, и от непогоды будешь всегда иметь приют; сверх того, оставляю тебе веретено, ткацкий челнок и иглу — от них ты всегда пропитаешься». Потом возложила ей руки на голову, благословила ее и сказала: «Всегда имей Бога в сердце твоем — и благо будет тебе». С тем и закрыла глаза; и, когда ее хоронить стали, крестница пошла за ее гробом с горькими слезами и воздала ей последний долг.

И вот зажила девушка одна-одинешенька в маленькой избушечке; работала усердно: пряла, ткала и шила, и на всех делах ее видимо покоилось благословение доброй старушки… Казалось, лен как будто не переводился в ее кладовой, а когда она, бывало, закончит ткать сукно или ковер либо рубашку сошьет — на все это сейчас же найдется и покупатель и заплатит щедро, так что сиротка наша ни в чем не нуждалась, да еще и другим кое-чем помогать могла.

Случилось, что около этого времени сын короля той земли разъезжал повсюду, разыскивая себе невесту. Бедной он избрать не смел, а богатую избрать не желал. Вот и сказал он себе: «Моею женою будет та, которую можно будет назвать и самою бедною, и самою богатою». И вот, приехав в ту деревню, где жила сиротка, он спросил, как спрашивал везде: «Кто здесь, в деревне, из девушек беднее всех и кто богаче всех?» Сначала показали ему ту, которая была побогаче. «А беднее-то всех, — сказали ему, — та девушка, что живет в маленькой избушке, на самом конце деревни». Богатая в полном наряде сидела у дверей своего дома, и, когда королевич к ней приблизился, она встала, пошла навстречу и поклонилась ему. Он на нее посмотрел, ничего ей не сказал и проехал далее. Когда же он подъехал к дому бедной сиротки, она не стояла у дверей, а сидела у себя в комнате. Он сдержал коня, заглянув в окошечко и при ярком солнечном свете увидел, что девушка сидит за самопрялкой и усердно прядет. Она подняла очи и, заметив, что королевич заглядывает к ней в избушку, раскраснелась, как маков цвет, опустила глаза и продолжала прясть. Пряжа ли была на этот раз очень ровна или другое что — не знаю, но только она продолжала прясть до тех пор, пока королевич отъехал от ее окошка. Тогда подошла она к окну, отворила его и сказала: «В комнате так жарко!» — и все смотрела ему вслед, пока мелькали вдали белые перья на его шляпе.

Затем она села вновь за свою работу и продолжала прясть. Тут ей припомнилось, как, бывало, старушка, сидя за работой, тихонько про себя подпевала:

Ах, ты, веретено-веретёнце,
Приведи жениха под мое оконце.

И что бы вы думали? Веретено вдруг у ней из рук вырвалось да в двери — шмыг! А когда она в изумлении вскочила с места и посмотрела вслед веретену, то увидела, что оно веселехонько по полю скачет и блестящую золотую нить за собою тянет… А там и из глаз у нее скрылось. Другого веретена у девушки не было, а потому и взялась она за ткацкий челнок, села за ткацкий стан — и давай ткать.

А веретено тем временем скакало да скакало, и как раз в то время, когда уж намотанная на нем нить к концу подходила, веретено нагнало королевича. «Что я вижу? — воскликнул он. — Веретено как будто хочет мне показать дорогу?» — повернул коня и поехал по золотой нити обратно. А девушка сидела за своей работой и пела:

Челночок-челночок-челночок проворный!
Ты сотки жениху ковричек узорный!