Полное собрание сочинений. Том 7. Произведения 1856–1869 гг. Идиллия

Подрались было. – Какъ завидитъ, М[аланья] купаться пойдетъ, залзетъ въ камыши, смотритъ. Разъ его бабы застали, повыскочили изъ воды, такъ въ рубах въ воду втащили. Совсмъ одурлъ малый, только пища то не очень сытная, чаемъ не поили, да и работа день деньской, а какъ вечеръ, такъ въ ночное [съ] старикомъ, такъ некогда о пустякахъ то думать было. – Особенно съ того раза, <какъ> посл покоса то она его осрамила, ничего ужъ онъ съ ней не говорилъ. Чт'o бы не длала, не буду, говоритъ, виду показывать. Хорошо. Погода вс покосы въ этотъ годъ стояла важнйшая. Не сно, а чай убирали; наканун скосятъ, а на другой день въ валы греби.[11] Барское все убрали, и свое мужички посвозили, – тогда угодей много было, – возовъ по 6 на брата привезли, и еще дальній покосъ въ рощ оставался воза по два, да еще подрядилъ дворникъ нашу барщину изъ-полу убрать казенные луга. Онъ ихъ нанималъ. Барщина у насъ большая была, и затяглыхъ много. Взялись такіе, у которыхъ лишній народъ былъ. У старика Евстратова работникъ былъ да солдатка, такъ самъ съ старухой на барщину ходилъ, а Андрюху съ М[аланьей] послалъ къ дворнику. Верстъ за 9 отъ деревни дворниковъ покосъ былъ. Собралось косъ 20. Наканун еще мужики пошли, скосили, на другой день бабы пріхали; заложили телги, забрали хлба, квасу, огурцовъ, котелочки, крупъ и похали на недлю. Всю дорогу псни,[12] смхи; бабы, мужики человкъ по 10 въ телгу насли. Андрюха своего хозяйскаго пгаго меренка заложилъ – первая лошадь въ деревн была (и теперь заводь этотъ у нихъ ведется). Уложилъ косы, у другихъ ребятъ взялъ, бабы – грабли, котелки, слъ съ бабами, какъ князь съ княгиней дутъ. Даже народъ смется. Выхали на большую дорогу. Сталъ[13] народъ перегоняться. М[аланья] говоритъ:

– Пошелъ!

– Хозяинъ не веллъ.

– Вишь попъ какой. Валяй!

– Смотри, я отвчать буду, а не ты.

– Ну, пошелъ!

Вырвала у него возжи.

– Ну, сама длай.

Взялъ слзъ, пошелъ пшкомъ. Такое сердитое лицо сдлалъ.

Какъ пріхали мужики – изъ себя же старосту выбрали – показалъ мсто, живо лошадей поотпрягли, поспутали, ящики посняли, загородили, деревья понагнули, шалашики подлали, снцомъ покидали, пошла работа. Андрей приходитъ.

– Гд, – говоритъ, – меринъ?

– А я почемъ знаю? Разв я работница? Ты бы ломался.

Что съ бабой говорить. Махнувъ рукой, пошелъ у мужиковъ спрашивать. Нашелъ, спуталъ. Обидлась М[аланья], ничего не сказала. Постой, я те вымещу, думаетъ. Пошла работа: бабы въ валы гребутъ, псни поютъ. Мужики за ними копнятъ вилами. Старикъ дворникъ пріхалъ, шутить съ народомъ.

– Пожалуйста, братцы, постарайтесь, – говоритъ, – погода не устоитъ, вамъ же хуже.

– Винца полведра поставь.

– Ладно, – говоритъ.

Такъ любо-дорого смотрть, какъ работа пошла. Въ обдъ полчаса вздохнули, опять за дло. На барщин того бы въ три дня не сработали. Весело, дружно. Одному только Андрюх пуще другихъ дней тошно.[14] Разсчетъ возьму, думаетъ,[15] пойду къ матушк, скажу – на дорог наймусь. А самъ все на Маланью смотритъ. – Подъ горой, видать, она передомъ по косогору идетъ, и ногой и граблей подкидываетъ сно, въ два аршина загребаетъ, сама псню поетъ, а нето гогочетъ, на всю рощу заливается. На него и не посмотритъ ни разу. Еще ему тошнй того. Нтъ, бросить надо, думаетъ себ, не тотъ я человкъ. Пришли къ телгамъ, ужъ темно, поужинали, винца выпили. Маланья Андрюшк слова не сказала. Которые старше, спать полегли. Бабы по стаканчику выпили, такъ– то раскуражились, что и спать не хотятъ. Стали хороводы водить. Старикъ дворникъ съ ними; еще за виномъ послали. Андрюх грустно еще пуще того: все народъ богатый, да и свои, а онъ чужой, работникъ; вино же онъ не пиль и привыкать не хотлъ. Взялъ армячишко, ломоть хлба отломилъ, пошелъ въ сторону на копну, у березы стояла. Сно не готово еще было. Сгребли только отъ росы, – завтра разваливать опять хотли, на погоду глядя. – Сно сырое, зеленое еще, пахучее. – Поскидалъ верхъ сырой, крупный – лсное сно – постелилъ армякъ – легъ; такъ-то ему грустно, грустно стало. Тамъ, изъ-за лсу, бабы кричатъ, смются – ребята за ними гоняются, Маланьинъ голосъ слышно, – дымокъ до него доносить втеркомъ. А на неб чисто, чисто, звздочки дрожатъ. Легъ навзничь, какъ ни усталъ, сталъ[16] на звзды смотртъ. За лскомъ затихло все, а ему все не спится. Со скуки сталь псню пть. Только, что такое – копна шевелится.

– Кто тутъ?

Глядь, бабы.

– Кто ты, чего?

Узналъ – солдатка съ парнемъ прошла въ кусты, другая баба и есть Маланья; взяла, ничего не говоримши, подошла къ нему, сла на копну.

– Это я. Что пересталъ – пой, Андрюша.[17]

Андрюшка зароблъ, хочетъ пть, какъ будто голосъ пропалъ.

– Что жъ ты, пой.

Взяла его за рукавъ, дергаетъ.

– Я люблю эту псню, наскучили мн мужики, я отъ нихъ ушла. Пой же.

– Ну… Оставь.

– Что теб, скучно?

Молчитъ.

– Чего теб скучать? Вотъ мн безъ мужа такъ скучно, а теб что? Сытъ, сухъ, чего теб еще?[18]

– Что теб въ муж, у тебя и безъ мужа много.

<– Не милъ мн никто, Андрюша. Тошно, скучно мн, мочи моей нтъ. Не милъ мн никто, окромя мужа. – А что жъ ты съ бабами не играешь?

– Что жъ, я чужой, у васъ своихъ ребятъ много.