Старый ломберный штучный столъ, съ желобками для бостонныхъ марокъ и съ латунью по краямъ, былъ поставленъ и симметрично накрытъ Фокою въ саду, подъ просв чивающею, колеблющейся т нью темнозеленыхъ высокихъ липъ. Б лая старинная камчатная скатерть казалась еще б л е, форма старинныхъ круглыхъ ложекъ и выписанныхъ еще старымъ княземъ кіевскихъ тарелокъ еще красив е и старинн е, серебряная р зная кружка, въ которой было пиво, одна роскошь стола, которую позволялъ себ Николинька, еще отчетлив е и почтенн е. Николинька до об да водилъ своего друга по вс мъ своимъ заведеніямъ.
Конец 1-ой части.
[ВТОРАЯ ЧАСТЬ.]
Посл несвязной сцены перваго свиданья Николинька пригласилъ Ламинскаго пойдти по хозяйству.
Ламинскій зналъ моего героя студентомъ, добрымъ, благороднымъ ребенкомъ, съ тою милою особенностью, которую нельзя иначе выразить, какъ «enfant de bonne maison»;
[99]ему трудно было привыкнуть смотр
ть на него, какъ на хозяина, къ которому
Но когда они пришли въ школу, гд собрались мальчики и д вочки для полученія наградъ, и Николинька, хотя съ заст нчивостью, но съ благороднымъ достоинствомъ сталъ н которыхъ ув щевать, а другихъ благодарить за хорошее ученье и дарить приготовленными школьнымъ учителемъ, старымъ длинноносымъ музыкантомъ, волторнистомъ Данилой, пряниками, платками, шляпами и рубахами, онъ увидалъ его совс мъ въ другомъ св т . Одинъ изъ старшихъ учениковъ поднесъ Князю не въ счетъ ученья написанную имъ пропись въ вид подарка. Отличнымъ почеркомъ было написано: «Героевъ могли призвести счастье и отважностей, но великихъ людей!».
Николинька поц ловалъ мальчика, но, выходя, подозвалъ Данилу и кротко выговаривалъ ему за непослушаніе. Николинька самъ сочинялъ прописи, который могли понимать ученики (и изъ которыхъ н которыя вошли даже въ поговорку между мальчиками, какъ-то: «за грамотнаго 2-хъ неграмотныхъ даютъ» и т. д.), но Данила отв чалъ:
— Я, Ваше Сіятельство, больше далъ переписать насчетъ курсива руки прикащичьяго сына».
— Да в дь смысла н тъ, Данила, этакъ онъ привыкнетъ не понимать, что читаетъ, и тогда все ученье пропало.
— Помилуйте-съ.
Ужъ не разъ бывали такія стычки съ Данилой. Князь противъ т леснаго наказанія, даже мальчикамъ, и одинъ разъ, разговаривая съ Данилой, увлекся такъ, объясняя ему планъ школы и посл дствія, которыя онъ отъ нея ожидаетъ, что слёзы выступили у него на глазахъ, и Данило, отвернувшись почтительно, обтеръ глаза обшлагомъ.
— А, все, Ваше Сіятельство, шпанскую мушку не мшаетъ поставить, коли л нится, — сказалъ онъ, подмигивая съ выразительнымъ жестомъ.
Выходя изъ школы, Ламинскій сд лалъ Николиньк н сколько вопросовъ, которые навели этаго на любимую тему, и онъ, наконецъ, сказалъ ему то же, что нынче утромъ сказалъ Чурису, т. е. что онъ посвятилъ свою жизнь для счастья мужиковъ. Ламинскій понялъ эти слова иначе, ч мъ Чурисъ — они тронули его. Онъ зналъ откровенность, настойчивость и сердце Николиньки, и передъ нимъ мгновенно открылась блестящая будущность Николиньки, посвященная на добро, и добро, для котораго только нужно желать его д лать. — По крайней м р такъ ему казалось, и поэтому-то онъ такъ сильно завидовалъ Николиньк , несмотря на то, что однаго нын шняго утра достаточно бы было, чтобы нав ки разочаровать его отъ такого легкаго и пріятнаго способа д лать добро.
— Ты р шительно великій челов къ, Николинька, — сказалъ он — ты такъ хорошо ум лъ понять свое назначеніе и истинное счастіе.
Николинька молчалъ и красн лъ.
— Зайдемъ въ больницу? — спросилъ онъ.
— Пожалуйста, все мн покажи, — говорилъ Ламинскій съ открытой веселой улыбкой Николиньк , который большими шагами шелъ впереди его.
— Я понимаю теперь твое направленіе, и не можешь себ представить, какъ завидую теб ! Ахъ, ежели бы я могъ быть такъ же какъ ты, совершенно свободенъ, в рно, я не избралъ бы другой жизни. Что можетъ быть лучше твоего положенія: ты молодъ, уменъ, свободенъ, обезпеченъ, и, главное, — добръ и благороденъ, — не такъ, какъ обыкновенно понимаютъ это слово, а какъ мы съ тобой его понимаемъ — и ты посвятилъ свою жизнь на то, чтобы завести такое хозяйство, какое должно быть, а не такое, какое завела рутина и нев жество между нашими пом щиками; и я ув ренъ, что ты усп ешь совершенно, что хозяйство твое будетъ прим рное, что ты образуешь своихъ крестьянъ, что ты пріобр тешь этимъ славу и счастіе, которыхъ ты такъ достоинъ. Я ужасно теб завидую. Ежели бы я былъ свободенъ...
— Да разв ты не свободенъ? — перебилъ Николинька, съ участіемъ вглядываясь въ одушевленное и грустное выраженіе лица своего друга. —