Полное собрание сочинений. Том 39. Июнь-декабрь 1919

(Голоса: «Да здравствует товарищ Ленин! Ура!», Аплодисменты.) Товарищи! Мне кажется, что своей речью и своей декларацией Мартову удалось дать нам чрезвычайно наглядный образец того, как относятся к Советской власти группы и партии, принадлежавшие раньше и принадлежащие теперь ко II Интернационалу, против которого мы теперь основали Коммунистический Интернационал. Всякому из вас бросилась в глаза разница между речью Мартова и его декларацией, – разница, которую в своем замечании подчеркнул и т. Сосновский, бросивший из президиума Мартову замечание: «Не прошлогодняя ли у вас декларация?». Действительно, речь Мартова, несомненно, относится к 1919 году, к концу его, а декларация составлена так, что мы в ней видим полное повторение того, что они говорили в 1918 году. (Аплодисменты.) И когда Мартов на это замечание Сосновского ответил, что декларация эта «на веки веков», то я бы тут все-таки позволил себе взять в защиту меньшевиков от Мартова. (Аплодисменты, смех.) Ибо я, товарищи, наблюдал развитие и прохождение деятельности меньшевиков, пожалуй, больше и внимательнее, – что вовсе не было так приятно, – чем кто бы то ни было другой. И, на основании этого пятнадцатилетнего наблюдения, я утверждаю, что декларация эта не только «на веки веков», но и на один год не останется (аплодисменты), потому что все развитие меньшевиков, особенно в такой великий момент, который начался в истории русской революции, показывает нам величайшее колебание среди них, сводящееся в общем и целом к тому, что от буржуазии и ее предрассудков они с величайшим трудом, против своей воли, отходят. Много раз упираясь, они начинают подходить – очень медленно, а все же начинают подходить – к диктатуре пролетариата, и через год они сделают еще несколько шагов, – в этом я совершенно уверен. И этой декларации повторить нельзя будет, ибо эта декларация, если вы снимете с нее оболочку общих демократических фраз и парламентарных выражений, которые сделали бы честь любому вождю парламентской оппозиции, если вы отбросите в сторону эти речи, которые многим нравятся, а нам кажутся скучными, и возьмете настоящую суть дела, то вся декларация насквозь говорит: назад, к буржуазной демократии и ничего больше. (Аплодисменты.) И вот когда мы слышим такие декларации от людей, заявлявших о сочувствии нам, мы говорим себе: нет, и террор и ЧК{136} – вещь абсолютно необходимая. (Аплодисменты.) Товарищи, чтобы вы не обвинили меня сейчас или чтобы кто-нибудь не мог меня обвинить, что я придираюсь к этой декларации, я, на основании политических фактов, утверждаю, что под такой декларацией и правый меньшевик и правый эсер подпишутся сейчас обеими руками. Я имею доказательство этому. Совет партии правых эсеров, от которых вынужден был отколоться Вольский и его группа, – Вольский, председатель комитета Учредительного собрания, которого вы слышали на трибуне, – совет правых эсеров, состоявшийся в этом году, постановляет, что с партией меньшевиков, которую эсеры считают себе близкой, они желают слияния. Почему? Потому, что за печатание тех вещей, какие есть в декларации и в меньшевистских изданиях (которые будто бы являются чисто теоретическими и печатать которые мы напрасно не разрешаем, как говорила представительница от Бунда{137}, жалуясь, что у нас нет полной свободы печати), за печатание таких вещей стоят правые эсеры, которые солидаризируются с меньшевиками, декларация которых насквозь построена на тех же принципах, как и у правых эсеров. В то же время, после длительной борьбы, группа Вольского должна была отколоться. Вот та путаница, которая наглядно показывает, что тут не наша придирка к меньшевикам, а действительное положение вещей, – в чем дает нам пример группа эсеров меньшинства. Здесь кстати вспомнили меньшевика Розанова, которого наверное Мартов и партия исключили бы, а вот под этой декларацией и эсеры и меньшевики подпишутся. Значит, есть среди них до сих пор два разных течения, из которых одно сожалеет, плачет, соболезнует и желает теоретически вернуться к демократизму, а другое действует. И напрасно говорит Мартов, будто бы я оправдывался в вопросе о терроризме. Уже одно это выражение показывает, как бесконечно далеки от нас воззрения мелкобуржуазной демократии и как близки они ко II Интернационалу. На деле ровно ничего социалистического в них нет, а как раз наоборот. Когда подошел социализм, нам опять проповедуют старые буржуазные взгляды. Не оправдывал себя я, а говорил о специальной партии, которая создана войной, партии офицеров, командовавших в течение империалистической войны, которые выдвинулись в этой войне, которые знают, что такое практическая политика. Когда нам говорят: «Ваши ЧК либо надо убрать, либо лучше организовать», то, товарищи, мы отвечаем: мы не претендуем на то, что все, что мы делаем, это – лучшее, и учиться мы без малейшего предубеждения готовы и рады. Но если учить нас, как поставить охрану от помещичьих, белогвардейских сынков и офицеров, хотят те люди, которые были в Учредительном собрании, то мы им отвечаем: ведь вы были у власти и с Керенским боролись против Корнилова, и с Колчаком были, и вас оттуда без борьбы, как детей, выкидывали вон эти же самые белогвардейцы. И вы еще после этого говорите, что наши ЧК плохо организованы! (Аплодисменты.) Нет, ЧК у нас организованы великолепно. (Аплодисменты.) И когда господа заговорщики теперь в Германии издеваются над рабочими, когда там офицеры во главе с фельдмаршалами кричат «долой берлинское правительство», когда там безнаказанно убивают вождей коммунистов и белогвардейская публика третирует вождей II Интернационала, как мальчишек, мы ясно видим, что это соглашательское правительство не что иное, как игрушка в руках группы заговорщиков. И когда мы имеем такой опыт перед собой, когда мы только-только выходим на дорогу, тогда эти люди говорят: «У вас преувеличенный террор». А сколько недель тому назад мы открыли заговор в Петрограде{138}? А сколько недель тому назад Юденич стоял в нескольких верстах от Петрограда, а Деникин от Орла? Нам говорят представители этих колеблющихся партий и колеблющейся демократии: «Мы рады, что Юденич и Колчак побеждены». Я охотно верю тому, что они рады, ибо они знают, чем бы и им грозили Юденич и Колчак. (Аплодисменты.) Я не заподазриваю в неискренности этих людей. Но я спрошу их: когда Советская власть переживает трудные минуты, когда среди буржуазных элементов организуются заговоры и когда в критический момент удается эти заговоры открыть, то – что же, они открываются совершенно случайно? Нет, не случайно. Они потому открываются, что заговорщикам приходится жить среди масс, потому что им в своих заговорах нельзя обойтись без рабочих и крестьян, а тут они в конце концов всегда натыкаются на людей, которые идут в эти, как здесь говорят, плохо организованные ЧК и говорят: «А там-то собрались эксплуататоры». (Аплодисменты.) Поэтому я говорю, что, когда через несколько времени после смертельной опасности, перед лицом заговора, который бросается всякому в глаза, приходят к нам и говорят, что у нас Конституция не соблюдается, что ЧК скверно организованы, тут можно сказать, что эти люди политике в борьбе с белогвардейцами не научились, они своего опыта с Керенским, Юденичем и Колчаком не продумали и никаких практических результатов вывести из него не умеют. И поскольку вы, господа, начинаете понимать, что Колчак и Деникин представляют серьезную опасность, что нужно сделать выбор в пользу Советской власти, постольку вам пора оставить мартовскую декларацию «на веки веков». (Смех.) В Конституции учтен весь опыт нашей двухлетней власти, без чего, как я заявил в своей речи, и чего не попробовали здесь даже опровергнуть, – без чего мы не продержались бы не только двух лет, но и двух месяцев. Пусть попытается опровергнуть это всякий, кто пожелает сколько-нибудь объективно отнестись к Советской власти, хотя бы с точки зрения историка, а не политического деятеля, желающего говорить и действовать с рабочими массами и на них влиять.