Онъ всталъ, поднялъ картузъ и пошелъ. Черный господинъ проводилъ его глазами и остался на ручк кресла.
Только что старикъ, завладвшій разговоромъ, ушелъ, поднялся разговоръ въ нсколько голосовъ.
— Стараго завта папаша, — сказалъ прикащикъ.
— Вотъ домострой живой, — сказала дама.
— Есть доля правды, — сказалъ господинъ съ хорошими вещами. [69]
— Ему кажется это просто при той почти животной жизни, дальше которой онъ не видитъ, — сказала дама. — Для него не существуетъ еще вся та сложная игра страсти, которая составляетъ поэзію человческой жизни.
— Да, но на его сторон выгода та, что вопросъ все таки разршается для него, тогда какъ для насъ, въ нашемъ сложномъ цивилизованномъ обществ, онъ представляется неразршимымъ.
— Совсмъ не неразршимымъ, — сказала дама. — Ршеніе въ свобод, въ признаніи правъ.
Прикащикъ слушалъ во вс уши и улыбался, желая запомнить для употребленія сколько можно больше изъ умныхъ разговоровъ.
— Свобода? Какая свобода? — вдругъ неожиданно сказалъ мой сосдъ. — Какъ это свобода разршаетъ вопросы? Позвольте узнать.
Дама какъ бы испугалась сначала, но потомъ отвчала:
— Свобода разршаетъ вопросъ тмъ, что нтъ насильно навязанныхъ узъ.
— Да и безъ навязанныхъ узъ страсть можетъ быть, ревность. Я хочу женщину и другой хочетъ. Какъ быть?
— То есть какъ? Вдь женщина человкъ. Что она хочетъ?
— А если она не знаетъ, чего она хочетъ? Она хочетъ и того и другого.
— Я васъ не понимаю.
Онъ только крикнулъ, дернулся и замолчалъ.
Господинъ съ хорошими вещами вступился, желая разъяснить.
— Они говорятъ, — сказалъ онъ, указывая на даму, — что если бы была свобода, то какъ женщина, такъ и мущина, будучи вольны избирать себ по своей симпатіи, было бы больше согласія. А въ случа ошибки могли бы свободно расходиться. Тогда только и правильне бы сходились, и не было бы столкновеній при исправленіи разъ сдланныхъ ошибокъ. Такъ ли я васъ понялъ? — обратился онъ къ дам.
— А страсти? — А развитыя, какъ онъ говоритъ, романсами страсти куда дть?
— Подчинить разсудку.
— Распустить во весь ходъ паровозъ, снять тормаза, а потомъ сразу остановить?
— Нтъ, почему же не отказаться добровольно, свободно избрать наилучшій выходъ? [70]Положимъ, я люблю своего мужа, — сказала дама, — но вижу, что онъ любитъ другую. Какже я могу жить съ нимъ? Разв не очевидно, что только одно средство выдти изъ того ада, въ который мы поставлены, — это дать ему свободу. Иначе мы будемъ страдать оба. [71]И я знаю такихъ супруговъ. Я вамъ разсказывала, — обратилась она къ господину съ хорошими вещами, — про моего шурина. Онъ любилъ ее и всетаки отказался для другаго. И самъ спокоенъ и счастливъ. [72]
— Онъ никогда не любилъ, — рзко сказалъ мой сосдъ.
— Нтъ, почему же. Вотъ я знаю, товарищъ мн...
И господинъ съ хорошими вещами разсказалъ, какъ его знакомый, узнавъ о неврности жены, вызвалъ на дуэль того, ранилъ, а потомъ развелся и женился, и тотъ женился на его жен и живутъ прекрасно. [73]
— Гмъ! это не любовь даже. Это удобство. Такъ холостяки живутъ не любя.
— Почему же не любовь? — сказала дама.
— А потому, что если есть любовь, какже разойтись, уступить другому? Рыбамъ разойтись можно, молоки и икру класть, одной другой не мшать, а животныя не расходятся такъ легко. [74]
— Да зачмъ же говорить про животныхъ, когда мы говоримъ про людей?
— Про людей... Люди тоже не расходятся. Про людей! [75]А то то и дло, что мы выставляемъ принципъ, а потомъ не держимся его. Если любовь, любовь къ одной женщин, — великое, высокое чувство — романсы, такъ какже я отдамъ другому ту женщину, которую я люблю? Во имя чего? Нельзя отдать, если есть эта любовь. [76]А если могу отдать и быть доволенъ съ другою, то и любви ее этой нтъ, а есть самое низкое рыбье свойство.
— A человкъ что сдлаетъ, по вашему? — спросила дама.
— Человкъ настоящій, какъ я понимаю, сдлаетъ нчто особенное, да не о немъ рчь. Рчь о человк нашего общества, врящаго въ высоту чувства любви и любящаго. Если такой человкъ не рыба, онъ не разойдется [77]и не отдастъ. Нетъ того, во имя чего отдать. [78]Есть рыбы — вс рыбы, есть животныя, есть иногда и люди, только рдко.
— Почему же не можетъ человкъ, любя, отдать?
— А оттого что нельзя. Это хорошо разсуждать, что длать, когда крушеніе будетъ, а какъ начнется крушеніе, того не сдлаешь. Вы слышали, врно, дло разбиралось въ К. суд — Позднышева, — сказалъ онъ оглядываясь, какъ будто вошелъ кто-то.
Никто изъ насъ не слыхалъ про Позднышева.
— Не слыхали, такъ я вамъ скажу: убилъ [79]жену, потому что любилъ ее. И не могъ не сдлать этаго. [80]
— Ну ужъ это я не понимаю. [81]