Мы не сомневаемся, что это сочинённое пермскими народниками «общинно-трудовое начало преемственности кустарных промыслов» займёт надлежащее место в будущей истории литературы рядом с такой же сладенькой теорией гг. В. В., Н. -она и пр. о «народном производстве». Обе теории – одного пошиба, обе подкрашивают и извращают действительность посредством маниловских фраз. Всякий знает, что и у кустарей заведения, материалы, орудия и проч. составляют находящееся в частной собственности имущество, переходящее по наследству, а вовсе не по какому-то общинному праву, что община нисколько не гарантирует самостоятельности не только в промышленности, но даже в земледелии, что внутри общины идёт такая же хозяйственная борьба и эксплуатация, как и вне её. В особую теорию «общинно-трудового начала» превращён тот простой факт, что мелкий хозяйчик, при небольшом капитальце, должен трудиться и сам, что наёмный рабочий может сделаться хозяином (конечно, если будет бережлив и воздержен), чему и бывают примеры, сообщаемые в «Очерке» на стр. 69… Все теоретики мещанства всегда утешались тем, что в мелком производстве рабочий может стать хозяином, и все они никогда не шли в своих идеалах дальше того, чтобы превратить рабочих в хозяйчиков. В «Очерке» делается даже попытка указать «статистические данные, констатирующие начало общинно-трудовой преемственности» (45). Данные относятся к кожевенному промыслу. Из 129 заведений 90 (т. е. 70%) основаны после 1870 года, между тем в 1869 г. кустарных кожевен считалось 161 (по «списку населённых мест»), а в 1895 – 153. Значит, промысел переходил из одних семей в другие, в чём и усматривается «принцип общинно-трудовой преемственности». Само собою разумеется, что смешно и спорить против этого желания видеть особый «принцип» в том, что мелкие заведения легко открываются и закрываются, легко переходят из рук в руки и т. д. Добавим только в частности о кожевенном промысле, что, во-1-х, данные о времени возникновения заведений в нём показывают, что он развивался во времени значительно медленнее, чем остальные промыслы; во-2-х, совершенно ненадёжно сравнение 1869-го и 1895-го годов, так как понятие «кустарной кожевни» постоянно путают с понятием «кожевенный завод». В 1860-х годах громадное большинство «дубильных заводов» (по статистике фабрик и заводов) имели в Пермской губернии сумму производства менее 1000 р. (см. «Ежегодник министерства финансов». Вып. I, СПБ., 1869. Таблицы и примечания), тогда как в 1890-х годах, с одной стороны, заведения с производством менее 1000 р. исключались из числа фабрик и заводов; с другой стороны, в число «кустарных кожевен» попало много заведений с производством более 1000 р., попали заводы с производством в 5–10 тыс. руб. и более (стр. 70 «Очерка». Стр. 149, 150 таблиц). При такой абсолютной неопределённости различия между кустарной и заводской кожевней какое значение может иметь сравнение данных 1869-го и 1895-го года? В-3-х, если бы даже верно было, что число кожевен уменьшилось, разве это не могло бы значить, что позакрывалось много мелких заведений, взамен которых пооткрывались постепенно более крупные? Неужели подобная «смена» тоже подтвердила бы «принцип общинно-трудовой преемственности»?
И в довершение курьёза все эти сладенькие фразы об «общинно-трудовом принципе», о «гарантии общинной трудовой самостоятельности» и т. д. говорятся как раз о том кожевенном промысле, в котором земледельцы-кустари представляют из себя чистейший тип мелких буржуа (см. ниже) и который гигантски концентрирован в трёх крупных заведениях (заводах), попавших в число кустарей наряду с одиночками-кустарями и ремесленниками. Вот данные об этой концентрации:
Всего в промысле 148 заведений. Рабочих 267 семейных + 172 наёмных = 439. Сумма производства = 151 022 р. Чистый доход = 26 207 р., в том числе – 3 заведения, в коих рабочих 0 семейных + 65 наёмных = 65. Сумма производства = 44 275 р. Чистый доход = 3391 р. (стр. 70 текста и стр. 149 и 150 таблиц).