Полное собрание сочинений. Том 12. Ключи от Волги

По счастью, нападение волка — явление редкое. И нам опасаться больше всего надо все-таки недозволенных скоростей и нарушения правил на автострадах. И все же с десяток сигналов из разных концов страны о шалостях волка к нам поступило. Это прямое следствие того, что число волков пока что продолжает расти.

Не чувствуя надлежащего преследования, волки наглеют, такова уж природа этого зверя. Так что охотникам за волками надо пошевелиться.

И в заключение, возможно, самое главное.

В письме из села Шейн-Майдан есть горькая строчка. Антонина Семеновна с благодарностью отзывается о врачах районной больницы, спасавших ей жизнь, но говорит также о запоздавшей помощи в час, когда она больше всего в ней нуждалась.

«Я лежала в крови, и побежали позвать медсестру — живет по соседству. А она не пошла. Сказала: «Вы не мои. Я работаю в санатории. Идите за вашей сельской сестрой». А та живет далеко. Пока добежали за ней, пока она прибежала, я уже еле дышала…»

Вот такие дела. И не знаешь, где больше драмы — в нападении зверя или в глухом равнодушии человека. Врачебная этика, сострадание, даже простое человеческое любопытство — все напрочь отсутствует — «Вы не мои. Я работаю в санатории…». Справедливость требует рядом с достойным уважения именем Антонины Семеновны Грошевой упомянуть имя односельчанки ее — медсестры: Крашенинникова Мария Ларионовна.

Каждому своя слава. Кому-хорошая, кому-худая.

_{Фото автора.18 февраля 1979 г.}

Старик и птица

(Окно в природу)

Старик Абляким трусит на мохнатой серой лошадке по равнине, постепенно переходящей в горы. На правой руке Аблякима сидит орел.

Большая птица спокойна — на глазах у нее черный кожаный колпачок. Спокоен и Абляким. Ему восемьдесят четыре. И все, что сильно могло волновать человека, уже позади. И все-таки огонек прежней страсти блестит в глазах старика.

Волчья шуба с воротником из барса, лисья шапка, добротные мягкие сапоги и большая перчатка из прочной кожи служат охотнику Аблякину уже давно, и справлен этот богатый наряд из трофеев, добытых в здешних местах.

Едет старик без дороги, по бурой жесткой траве, торчащей из снега. Глаза слезятся.

И все-таки Аблякин вовремя замечает в рыжих травах рыжую тень лисы. И вот она, вспышка молодых сил, — орел на руке приподнят, кожаный колпачок с головы его сдернут. С криком «Ка!» старик толкает орла с руки, и все дальнейшее происходит в считанные мгновения.

Орел взмывает кверху, делает полукруг и сейчас же, заметив лису, несется к ней сверху по крутой невидимой горке, потом он тенью скользит у самой земли и, выбросив вперед лапы, хватает лису. В бинокль хорошо видно: хватает за морду и за крестец. Вот орел оглянулся, как будто соображает: что же делать теперь с добычей?

Но уже молодецкой рысцой спешит на серой кобыле к орлу Абляким. Вот он оставил седло, наклонился, поманил чем-то орла, протянул руку в огромной, до локтя, перчатке, и происходит то, чему трудно поверить: орел оставляет еще живую добычу, принимая из рук человека подачку — кусочек бескровного заранее припасенного мяса.

Абляким забирает лису, снова садится в седло. И опять едет по рыжим травам — иногда в день такая охота приносит две-три лисы.

* * *

Вечером мы сидим с Аблякимом за низким столом посреди дома. Сидим на ковре, поджав ноги, и пьем чай с духовитой румяной лепешкой. Абляким говорит об орлах, о давних охотах, когда ружей не знали и охотились только с орлом. Охотились на джейранов, на зайцев, лисиц, даже и на волков.

Абляким охотится с юности и пережил девять орлов. Жизнь у птицы некоротка — один орел служил Аблякиму тридцать три года. Но орлы, случается, разбиваются на охоте, — на большой скорости падая на добычу, орел промахивается, ударяется грудью о землю и уже не может взлететь.

С одним из орлов охотник простился, когда уходил на войну. Получая из дома письма, казах Абляким Сантанкулов среди всего прочего обязательно находил в письме строчки и об орле: как себя чувствует, чем его кормят и что ждет, мол, хозяина. Это были приятные вести для Аблякина. «Я ложился на спину, закрывал глаза и видел в небе любимую птицу-друга».

Мир тесен. Абляким воевал под Воронежем.

С удивлением слушаю произносимые на казахский лад названия сел: Рамонь, Чертовицкое.

Это мои родные места. Я говорю Аблякиму об этом и он, отвыкший уже волноваться, вдруг ставит на стол пиалу и с любопытством, как будто мы встречались тогда в лесах под Воронежем, смотрит на гостя.

Охотник-казах был на войне снайпером. От Воронежа по степям, через Харьков и Белгород он прошел до Полтавы и там был ранен.

В ауле Аксай говорят, что ата Абляким убил на войне более сотни фашистов. Однако сам старик ответил, что не считал — «стрелял и все».

Но счет какой-то все-таки на войне велся. Сын Аблякима, спросив разрешения у отца, приносит в комнату шелковый узелок, кладет из него на ладонь старику два ордена Славы. Молча Абляким наблюдает, как все стоящие у стола почтительно разглядывают чуть потускневшие серебристые звезды, потом кладет награды в лоскут, еще раз сказав: «Не считал…»