Полное собрание сочинений. Том 1

– Да. Самого иногда как начнёт что-нибудь распирать, просто сил нет. Но сочинять я не умею, поэтому просто давлю эту энергию.

– А зря.

– Знаю что зря, но рождённый ползать, как известно, летать не может.

– А ты пробовал?

– Честно говоря, нет.

– Почему же тогда ты так утверждаешь?

Славик задумался.

– Я учусь на ошибках других, верю людям на слово.

– Опять же зря.

– Почему? Это же Люди.

– Вот именно, что люди, а людям верить нельзя.

– Зря ты так относишься к жизни.

– А как же ещё к ней относиться?

– Попроще, с пониманием.

– Жизнь необъяснимое явление. «Жизнь единственное чудо на земле». Нельзя объяснить или понять чудо, иначе оно теряет смысл.

– Всё равно надо относиться к людям проще.

– Я и так отношусь просто: скот он и есть скот.

– Тебя не переубедишь.

– И не надо. Да и неважно всё это. Важно только то, что я делаю и зачем делаю.

– Это, конечно, задумка хорошая, но, в принципе, неосуществимая.

– Почему?

– Ты думаешь, тебе дадут спокойно писать о таких вещах?

– Да, вряд ли.

– После этой статьи ты теперь в чёрном списке у всего медперсонала, так что на спокойное творчество можешь даже не рассчитывать.

– Да я вообще-то и не особо рассчитывал.

– Эдуардыч скажет, чтобы с тебя глаз не спускали и хрен ты что напишешь. Хотя они и без его приказа не дадут тебе писать.

Игорь Сергеевич усмехнулся.

– Я упрямый, я же всё равно напишу.

Славик покачал головой.

– Вот сделают из тебя психа, будешь знать.

– И что же ты предлагаешь?

– Ничего. По-моему гораздо лучше спокойно полежать месяцок-другой, чем стать идиотом.

– Сдаться на милость Абрамычу и Эдуардычу?

– Ну не растерзают же они тебя.

– Если я сдамся, я сам растерзаю себя.

– Ну и дурак ты значит.

– Уж какой есть.

– Пойми, ты всё равно ничего не напишешь.

– А я сказал – напишу.

– Когда? Где? В конце концов, на чём? Ты думаешь, теперь тебе будут давать бумагу?

– В сортире её рулоны, на туалетной попишусь. Уберут её, на газетах буду писать, не будет газет…

– Ну а когда ты писать будешь? С тебя ж глаз не спустят.

– Ну не приставят же ко мне сиделку, правильно? Ночью буду писать.

– Настольную лампу принесёшь?– Славик усмехнулся.

– Как будто нельзя писать в темноте. Коряво конечно, но при желании разобрать можно. Я так в детдоме писал.

– Опытный ты у нас.

– А то.

– Ну ладно, а в издательстве как это всё окажется?

– Как и письмо. Да, кстати, не забыть бы написать, чтобы сразу готовили книгу.

– Ну, ты даёшь! Ты думаешь, если очередная твоя рукопись опять окажется там, Эдуардыч снова ничего не предпримет? Да ему узнать, кто и кому это передал– это раз плюнуть.

Игорь Сергеевич отмахнулся.

– Там видно будет.

– Нет уж…

– Да ладно тебе, Славик, тебе-то он что сделает? Не ты же это пишешь.

– Не я, зато мне всё это передавать, аминазин назначат, вот красота будет.

– Я тебя не заставляю.

– Ну не такая уж я скотина, чтобы кинуть тебя в трудную минуту. Если ты всё-таки будешь писать, я, конечно же, помогу, куда я денусь, но нам обоим было бы гораздо лучше, если бы ты бросил эту затею.

– Я не сдамся, и ты это прекрасно знаешь.

– Ты сдашься хотя бы потому, что через неделю-другую мне отрежут связь с миром, и ты ничего не сможешь передать.

– Я найду другие пути.

– И где же ты их найдёшь? Через медсестёр и санитаров тебе путь заказан, только через больных. А ты много знаешь здесь нормальных людей? Человек пять более или менее соображающих, и те вряд ли помогут.

Игорь Сергеевич снова махнул рукой.

– Об этом ещё рано думать.

– Не рано, вот когда ты начнёшь, будет уже поздно.

– И что ты меня отговариваешь? Ты же знаешь, что это бесполезно.

– О-ой.

– Ну а что мне ещё остаётся?– не выдержал Игорь Сергеевич.– Заткнуться и ждать? Простить им всё? Хрен они этого дождутся. Я скорее сдохну, чем прощу их. Я этого Эдуардыча ещё достану, помяни моё слово.

– Но ты же…

– Да! Я знаю, что писать мне не дадут; я знаю, что вряд ли что у меня вообще выйдет, но вот так просто я свою свободу не отдам, я буду бороться за неё до конца, до последнего вздоха.

– Скорее уж до последней мысли.

– Пусть я стану полным идиотом, но я буду свободным идиотом.

– Ты и правда…

– Пойми, если я сдамся, я просто перестану считать себя за человека, я не смогу жить, я должен бороться, я не могу не бороться.

– Всё, как хочешь, но мои мозги будут на твоей совести,– Славик сам улыбнулся такой метафоре.

Игорь Сергеевич тоже изобразил подобие улыбки.

– Или я выиграю жизнь, или я проиграю всё. Всё до конца, ничего наполовину. Хватит сомневаться, настало время действовать.

Почти всю ночь Игорь Сергеевич писал.

Спать совсем не хотелось, какая-то неумолимая сила не давала уснуть, заставляя творить, не обращая внимания ни на что, даже на себя. Так он не писал ещё ни разу: четыре часа на одном дыхании, без перерывов, без обдумываний сюжета, стиля, ритмики; он просто изливал на бумагу всё, что накопилось в нём за это время.