Полное собрание рецензий

То ли дело – реалии культуры. Тут включается интуиция – диктует, прямо как Муза: «Ребятишки шныряют по шоссе туда-сюда, словно их с младенчества обучают пресловутому румынскому пренебрежению к смерти, гетто-дакскому фатализму». Ну а какому еще? Румыны похожи на евреев, евреи обитали в гетто, а там пренебрежение к смерти – преполезная должна была быть вещь.

Не говорите ей про сообщение Страбона: дескать, даки и геты – два фракийских народа; говорят на одном языке, но живут раздельно: геты – по берегам Нижнего Дуная, даки – в областях современной Трансильвании.

Расстроится. Обидится.

Вообще-то такая ошибочка, такая описочка – лишняя буковка – наверное, больней, чем, не знаю, выйти замуж за дурака. Непоправимей.

Мне жаль. Потому что предположенное выше распределение ролей здесь не годится. У редактора – у г-жи Старосельской – исключительно серьезная репутация. Перевод г-жи Адельгейм – если простить несколько все-таки малозначительных faux pas, – хороший перевод.

Во всяком случае, достаточно хороший, чтобы впечатлительному мне показалось, что автор этой вещи, пан Анджей Стасюк, – был гениален, когда писал ее.

Видите, как осторожно изъясняюсь. Не веря сам себе. Нам ли не знать, что живых гениальных писателей не бывает. Неприличное прилагательное, и больше ничего.

Если уж хотите всю правду, я и эти нападки и придирки затеял, только чтобы оттянуть момент – вот который сейчас наступил, – когда приходится что-то произнести по существу дела. И чтобы к этому моменту осталось как можно меньше места.

Потому что это крайне трудно. Это скучная книжка, скучная! Текст ее однообразен. Похож на какое-то марево. Каждую страницу мгновенно позабываешь, перелистнув. И с книгой то же самое: никак не сообразить расположения частей, не припомнить порядок сюжетов.

Но стоит вам ее закрыть, как вас охватывает почти мучительное желание открыть ее снова.

Или не охватывает – если вам не знаком некий, скажем так, невроз. Если вам не случалось взглянуть из вагонного, допустим, окошка на какой-нибудь затерявшийся в провинциальной глуши нищий поселок – и подумать что-нибудь вроде: а тоже ведь живут, – и почувствовать что-то вроде смертной тоски пополам с необъяснимой завистью.

Вот на эту инъекцию в ум Анджей Стасюк и подсел. На реальность реальности. Пережить ее снова, еще и еще. Он колесит по задворкам Восточной Европы, огибая большие города. Разыскать на карте очередную забытую Богом дыру, добраться до нее, припарковать машину – и посидеть в забегаловке, потягивая местное пиво или бренди, куря сигарету за сигаретой. Несколько минут или часов. Так разглядывая эту, значит, дыру, как будто за нею – с какой-то другой стороны – что-то есть.

Главные слова: пространство, время, бессмертие, небытие, вечность, бардак.

Где взять другие, чтобы объяснить хоть самому себе этот болезненно-острый интерес к чужой скуке, невыразимую красоту руинированного быта, – и смысл пронзительной и безответной любви к тем, кто ни по какому смыслу не тоскует.

Метафизическая зависимость. Впрочем, довольно. Выпишу абзац наугад.