Полное собрание рецензий

Нет, никто ничего важного не помнит, а если бы и помнил, то не сказал бы, так воспитаны железными: никому никогда ни слова ни о чем. Но если долго уговаривать и настаивать, то в конце концов почти каждый уступит и не важного – ни о чем – все-таки наскажет порядочно. А читатель, значит, внимай этому старческому скрипу (воспроизведенному искусно и натурально) – потому что сама-то по себе драма вместе с версиями и с гипотезами уместилась бы в три газетных абзаца, – а где же будет захватывающий поиск? бег за истиной с преодолением препятствий? Столько времени потрачено впустую. Нерасчетливо было бы не конвертировать его в беллетристику – дар слога-то на что?

Вообще – не годится, чтобы реципиент скучал. Что, собственно, мешает автору слегка инсценировать историю изготовления этих трех абзацев – разыграть, как, допустим, мистический триллер? Пенсионеры – те же дети: съедят и еще спасибо скажут. А продвинутая критика истолкует как надо. Как своевременную метафору.

Итак, позабавимся. Включим за кадром тревожную, но бодрую музыку. Наша служба – наша работа с кремлевскими тайнами – опасна и трудна. Это в некотором высшем смысле – метафизическая контрразведка невидимого фронта. Мы не съемочная группа телескрина – мы группа захвата, бригада Воланда, исчадия компетентных органов, люди правды. Госбезопасность, летящая на крыльях ночи, имея приказ арестовать и поставить к стенке самое смерть.

И еще пара ведер звонкого песка. Как если бы ни Булгакова никто не читал, ни Шарова.

Но тут наконец становится горячо. Потому как смерть – кодовое слово всего этого текста.

Где, – спрашивал, помните, пастор Браун, – легче всего спрятать древесный лист? – И сам же отвечал: в лесу.

Вот и здесь: сотни страниц общеполезных, а между ними, на правах почти что сна, – десятки личных. Про то, что действительно волнует одного из персонажей – ну не автора же. Неизвестно кого. Первое лицо повествования.

«Всякая жизнь (вся! пожалуйста, вся!) кончится моей смертью, мысли-утешения о будущих придурках-внуках и детях – это обезболивающий укол, чтоб дохли без лишних хлопот для окружающей молодой своры, без ночных криков ужаса, без цепляний за рукава санитарок и врачей: не отдавайте меня туда!!! Судьба человечества меня не волнует, человечества давно нет, в нем нет ничьего „я“, и кому оно на хрен сдалось?! – меня волнует моя жизнь, мое дыхание, я. Мне нужен я.

Я не хочу навсегда не быть…»

Ну и так далее.

Говорят, это бывает с особо нервными, называется – кризис среднего возраста. Жизнь потеряла прежний вкус и явственно горчит. Перестала скрывать, что довольно скоро кончится, а на расспросы о собственном смысле не отвечает. И, главное, как-то так подменила диоптрии, что влюбиться в юную особу – оставь надежду. Больше ни в одну, никогда.

А с тетками – если бы вы только знали, как противно. (Будем надеяться, вы не читали Набокова.) Как ненавидишь их в это самое время. Так бы и убил.

А вместо этого перелетаешь с одной на другую. Отвергая, впрочем, коленопреклоненных красавиц (сам будучи, как вы догадываетесь, неотразим). Ища одного лишь омерзения.