Полное собрание рецензий

Дела советские: нафталин, ДДТ, «Роман-газета», портвейн «Три семерки», «Блокнот агитатора»… В этом же благовонном ряду – обложки книжной серии «Жизнь замечательных людей». (А была, говорят, и другая: «Пионер – значит первый!») Пятьдесят лет на контртитуле писали: серия основана М. Горьким. Теперь вспомнили, что Павленковым. А остальное – все такое же, точней – то же самое.

Главное – голос такой почтительно-ласковый, точно дальний, бедный родственник покойного втирается в семью.

«Полупорнографические романы Гайто в свое время, разумеется, прочтет, но скорее из любопытства. Благодаря хорошему вкусу, сформированному матерью, они не нанесут ему большого ущерба».

Собственно, тут бы книжку и закрыть – полет ума отражен в этих двух фразах, как солнце в малой капле вод, – но ведь биография Газданова! Вдруг автор нашел факты или, там, обстоятельства, которые что-то объяснят? Мы так мало знаем о Газданове. И страшно не хотим признаваться себе, что разочарованы. Что писатель, показавшийся в первом романе чуть ли не гением, впоследствии впал в посредственность. Мы скорей готовы допустить, что остальные восемь книг пока что выше нашего понимания, – лишь бы кто-нибудь взялся это доказать. Нет, в случае чего хватит с нас и «Вечеров у Клэр». (Как это у Достоевского: Боже мой! Целая минута блаженства! Да разве этого мало хоть бы и на всю жизнь человеческую?) Но все-таки, согласитесь, прелесть этой книжки до сих пор овеяна иллюзией какого-то обещания. Оно не исполнено. И сердце требует разгадки: был волшебный дар, да, как часто бывает, весь вышел, – или с Газдановым случилась какая-то беда?

Не надейтесь: ничего про это не будет. Г-жа Орлова таких вопросов себе не задает, сочинений Газданова не разбирает, знай раскрашивает помаленьку анкету.

Можно так понять, что Георгий Иванович (для г-жи Орловой – просто Гайто) был человек хороший. Мужчина положительный. Аккуратный. Умеренный. Осторожный. Практически не пил, а любил размышлять о добродетели, вообще рассуждать о высоких предметах в узком кругу, для чего регулярно посещал масонскую ложу. О страстях и трагедиях г-же Орловой ничего не известно. Юность, изъязвленная Гражданской войной, и молодость, съеденная бедностью, по-видимому, необычайно укрепили в Газданове инстинкт самосохранения. Мне мерещится, что тут ключ к его литературной судьбе, да и к стилю – рука всегда на тормозе. Но мало ли что мне мерещится.

Все главные биографические даты перечислены в хронологическом порядке на последних страницах. А остальной текст как бы дает фактам – историческую обстановку, а герою – окружение. Как бы воздух. Составленный, естественно, из цитат – в кавычках и без. О самом Газданове цитат набралось немного, зато есть кое-что про Михаила Осоргина, про Бориса Поплавского, Бориса Вильде. Про дореволюционный Харьков, про довоенный Париж, про передачи радио «Свобода»… На каждую каверну – свой заполнитель.

Короче, нормальная «ЖЗЛ», бумажный, лоскутный саван. Ровно ничего ужасного, за исключением тех случаев, когда к самой г-же Орловой подступает грозная вьюга вдохновенья. Типа:

«Сквозь множество дат свершилось его превращение в настоящего художника, ибо только в этом случае неразделенная любовь приносит вдохновение, а затем успех».

Странно, что из-за такой скучной книжки взрослые люди ссорятся и оскорбляют друг друга. И не в том смысле, что как, дескать, вы посмели мне приписать подобное сочинение. Совсем наоборот. Г-н Станислав Никоненко (которому на обороте титульного листа изъявлена благодарность «за консультации и предоставленные материалы») употребляет по этому поводу в интернете какие-то рыночные слова: «украденный бумажник» и проч. Г-жа Орлова, в свою очередь, проклинает «зловещую дату» – 11 сентября 2002-го. Видите ли, в этот день произошли два роковых события – в Нью-Йорке и в Москве: террористы разрушили Всемирный торговый центр, а г-жа Орлова и г-н Никоненко подписали договор с «Молодой гвардией».

Александр Кабаков. Все поправимо. Хроники частной жизни

Знамя. 2003. № 10.

Это было так давно – в 1957-м и так далее. Понятно, что кто-то и тогда был молод, несчастлив, счастлив, – но чтобы такое невзрачное время запомнить в подробностях, от гребенок до дыр? С тех пор столько всего случилось интересного, а память удерживает – кто бы мог подумать – фасоны тряпья.