Полное собрание рецензий

Вот человек, искренне и горячо, всем умом верующий в число «тридцать четыре», – молится этим двум цифрам, и постится, и жертвы приносит, – тут и надежда, и любовь, и эстетика – короче, тайный, личный смысл жизни. (Башню, скажете, снесло; пожалуй: Германн из «Пиковой дамы» по сравнению с этим Степой Михайловым – все равно что пионер против адвентиста Седьмого дня.) Вот другой новый русский капиталист, с отвратительной фамилией Сракандаев, его религия – «сорок три», у него свои ритуалы… Аллегория хоть куда, и невроз изображен со знанием дела, – но кто же станет читать, если не сцепить условных персонажей скверным анекдотом, порнофарсом? и вот уже они крупным планом, в омерзительных подробностях, уестествляют друг друга, наподобие огромных сладострастных клопов. Зато в промежутках так называемого сюжета есть место политическому сарказму.

Роман на все вкусы, но в сторону кича – сугубый решпект…

Повесть нестерпимо скучна, рассказы получше. Один – сильный: «Фокус-группа». Это притча, представьте, про ад.

Мишель Уэльбек. Платформа

Роман / Пер. с франц. И.Радченко. – М.: Иностранка, 2003.

Мало того, что в аннотации сказано про этого Уэльбека: «самый полемичный и самый продаваемый во Франции и в Европе… На родине его называют культовым писателем и „Карлом Марксом секса“…»

Как нарочно, и в повести Пелевина один экстравагантный персонаж тоже рассуждает об Уэльбеке, аттестуя его так: «этот живой французский ум». И далее: «Я не стану упрекать его в том, что он эксплуатирует сексуальную фрустрацию французского обывателя. Но не потому, что нахожу главную ноту его романов безжалостно точной, а потому что нет слов, какими я мог бы выразить, насколько мне по х-ю французский обыватель».

Положим, до французского обывателя (кстати, в России люди этой категории вообще повывелись) мне тоже дела нет. Но вчуже любопытно: какой такой безжалостной нотой его берут? За Карла Маркса почему-то обидно.

Вдобавок совестно, что ничегошеньки не знаешь насчет фрустрации, – как же не воспользоваться случаем ликвидировать пробел? И вообще – всегда приятно почитать про Францию. Ален Делон не пьет одеколон, и все такое.

Зато посещает пип-шоу. Так называется мероприятие, которым герой данного романа (тезка сочинителя, между прочим: тоже Мишель) услаждается после работы. Он – парижанин, клерк из министерства культуры, в ранге замзавотделом, специальность – управленческий учет. Короче говоря, преуспевающий бухгалтер, холостяк в расцвете сил: стукнуло сорок. Отчего не женат – не дает ответа, хотя вообще-то читателя не стесняется нисколько. Так вот: каждый Божий день, отсидев положенные часы в департаменте, мсье отправляется на это самое пип-шоу. Тут опять без подробностей, хотя в принципе и так понятно. Когда читаешь: «Вид курчавых лобков в движении хорошо прочищает мозги», – догадка напрашивается. Но сам себе не веришь: солидный такой дядька, образованный, при валюте, – ничего не способен придумать получше? Зачем тогда, скажите на милость, ну зачем прочищать подобные мозги? Оказывается, это такая естественная надобность:

«Противоречивые тенденции в современном видеоискусстве, бережное отношение к культурной традиции и поощрение новаторства… – все это мигом улетучивалось из головы под воздействием примитивной магии колыхающихся передков, и я спокойненько опорожнял свои яички».

Тут возникает уже другой вопрос: неужто автор всерьез рассчитывал заинтересовать кого-нибудь из взрослых, пусть распоследнего обывателя – героем столь незатейливым, поистине простым, как правда?

Ответ: да. Все схвачено. Г-н Мишель Уэльбек – лицензированный специалист. На первых страницах – прежде чем допустить такой автопортрет, – он окружил героя самыми что ни на есть интригующими обстоятельствами: только что умер (причем – убит!) его отец – ожидается миллионное наследство – а там и путешествие, поскольку просиживать штаны, выслуживая пенсию, теперь незачем. Попробуйте при таких вводных удержаться от дальнейшего чтения. Это во-первых.

Во-вторых, писателю отлично известно, что читательницы лучше, великодушней читателей (да и многочисленней). Они-то найдут в себе силы простить придуманному человеку неаппетитное, но, в сущности, такое невинное хобби; пожалеют героя, от души пожелают ему повстречать в дальнейшем родное существо и пережить большое, светлое чувство. Конечно, так и случится, не сомневайтесь.

В-третьих – а безжалостная-то нота на что? А ведь она уже прозвучала – вот когда прочищались мозги, – презрительная такая: до чего, мол, остопротивела вся эта псевдокультурная трескотня… Так что и читательскому меньшинству скоро придется пересмотреть свой взгляд на героя. Вы думали, это какой-нибудь Башмачкин, самое большее – майор Ковалев? Берите выше – перед вами дневник Печорина!