Повисла пауза. Затем она спросила:
— Ты не сядешь?
— Там какие-то неприятности с багажом.
— Блейк об этом позаботиться.
— Он отсылает его поездом.
— Да, я думаю, другого выхода нет. Сожалею, но я взяла с собой так много… Видишь ли, я взяла с собой все. Мне опротивела та квартира… Запах из нее так и не выветрился. Я думала, все дело в новизне, но становилось все хуже. Ты знаешь —
Тут вернулся шофер. Он все устроил с багажом.
— Что ж, пора ехать.
— Очень хорошо, сэр.
Тони сел рядом с Брендой, и водитель закрыл дверцу за ними. Они миновали улицы Саутгемптона и выехали за город. За окнами домов, которые они проезжали, уже зажигались лампы.
— Как ты узнала, что я прибываю сегодня днем?
— Я
— Я не ожидал увидеть тебя.
— Джок сказал, что ты удивишься.
— Как он?
— С ним случилось что-то ужасное, но я не помню, что именно. Мне кажется, это связано с политикой или, может быть, с девушкой. Не помню.
Они сидели поодаль, каждый в своем углу. Тони очень устал после бессонной ночи. Глаза его слипались, свет огней небольшого городка раздражал.
— Ты хорошо провел время?
— Да. А ты?
— Нет, очень паршиво. Но я не думаю, что тебе интересно слушать это.
— Какие у тебя планы?
— Никаких. А у тебя?
— Никаких.
А затем в уютной атмосфере и под монотонный шум мотора Тони заснул. Он спал два с половиной часа, спрятав свое лицо в воротник плаща. Когда они остановились на железнодорожном переезде, он сквозь сон спросил, не покидая своего твидового воротника:
— Мы приехали?
— Нет, дорогой. Еще
И он снова заснул и проснулся только от сигналов автомобиля у ворот, а также, чтобы узнать, что вопрос, который ни он, ни Бренда не задавали, уже имеет ответ. Это, видимо, был кризис; его судьба была в его руках; надо было сказать важные слова, принять решение, которое бы повлияло на каждый час его будущей жизни.
Эмброуз встречал их на разводном мосту.
— Добрый вечер, миледи. Добрый вечер, сэр. Надеюсь, вы удачно добрались.
— Очень удачно, спасибо, Эмброуз. Все здесь нормально?
— Все
— Да, утром.
— Спасибо. Разберусь утром.
Они вошли в большую залу и поднялись наверх. Там горел большой дровяной камин в стиле Гинервы.
— Рабочие уехали только на прошлой неделе, сэр. Я надеюсь, что вам понравится то, что они сделали. Пока распаковывали чемодан Тони, они с Брендой осмотрели новые ванные. Тони открыл краны.
— Я не зажигал печь котла, но на днях ее зажигали, и результат был вполне удовлетворительный.
— Давай не будем переодеваться, — предложила Бренда.
— Не будем. Мы будем ужинать тотчас же, Эмброуз.
За ужином Тони говорил о своем путешествии — о людях, с которыми встречался, и о прелестях природы, о недальновидности негритянского населения, о прекрасном аромате тропических фруктов, о различиях в гостеприимстве губернаторов.
— Интересно, сможем ли мы выращивать в теплице плоды авокадо, — сказал он.
Бренда говорила мало. Он спросил ее:
— Ты вообще не уезжала?
Она ответила:
— Я? Нет. Все время в Лондоне.
— Как тут все?
— А я почти никого не видела. Полли в Америке.
При упоминании Америки Тони заговорил об отличной администрации на Гаити.
— Они создали совершенно новую страну.
После обеда они сидели в библиотеке. Тони просматривал толстую кипу писем, которая скопилась в его отсутствие.
— Я сегодня ничего не могу с этим поделать, — сказал он. — Слишком устал.
— Да, давай ляжем спать пораньше.
Наступило молчание, и именно в это время Бренда спросила:
— Ты все еще гневаешься на меня… за то сумасбродство с мистером Бивером?
— А я и не знал, что я когда-либо испытывал гнев.
— Да, испытывал. В самом конце, перед тем как уехал.
Тони не ответил.
— Ты ведь больше не гневаешься?
Вместо ответа Тони спросил:
— Что стало с Бивером?
— Это очень грустная история. Ты действительно хочешь ее услышать?
— Да.
— Ну, я вышла из этого положения быстро. Я просто не могла удержать его. Он ушел почти в одно время с тобой.
Видишь ли, ты оставил меня почти без денег, ведь правда? И это все очень усложнило, потому что у бедного мистера Бивера их тоже не было. Так что все стало