А затем, позже — он не мог бы сказать, насколько позже, — нечто новое и вместе с тем вечное. Слово «миссия», написанное на доске; негр в одежде монаха-доминиканца… и нарастающая ясность. Рип понял, что из чуждости появилось нечто знакомое; некий порядок в хаосе. Что-то делалось. Делалось нечто знакомое Рипу; нечто, чего не смогли изменить двадцать пять столетий; нечто из его детства, пережившее возраст того мира. В бревенчатой церкви в прибрежном городке он сидел среди туземцев-прихожан; некоторые из них были в изношенных мундирах; на женщинах — бесформенные, сшитые в монастыре платья; вокруг него взъерошенные белые люди смотрели невыразительными, тупыми глазами в конец помещения, где горели две свечи. Священник обратил к ним черное ласковое лицо.
— Ite, missa est.[33]
Через несколько дней после столкновения машин Рип обрел способность разговаривать и попросил позвать священника (тот, как оказалось, сидел у его изголовья).
— Отец, я не могу понять, как вы здесь оказались.
— Меня позвали к сэру Аластеру. Он не особенно пострадал, но лежал без сознания. Вы оба легко отделались. Странно, что сэр Аластер пригласил меня, — ведь он не католик. Очевидно, пока лежал без сознания, у него была какая-то галлюцинация, из-за которой он захотел видеть священника. Потом мне сказали, что и вы здесь, поэтому я пришел.
Рип немного подумал, превозмогая сильное головокружение.
— У Аластера тоже была галлюцинация, да?
— Очевидно, связанная со Средневековьем. Из-за нее он меня и пригласил.
— Отец, — сказал Рип, — я хочу исповедаться… Я устроил опыт с черной магией…
ПО СПЕЦИАЛЬНОЙ ПРОСЬБЕ
© Перевод. Ю. Здоровов, 2011
Следующая зима
Пассажирский пароход вошел в гавань Саутгемптона ближе к вечеру.
Три дня небо было затянуто тучами; после Азорских островов океан разволновался; в Ла-Манше опустился густой туман. Тони всю ночь не сомкнул глаз, ему мешали туманная сирена и сомнения, связанные с возвращением домой.
Они пришвартовались вдоль набережной. Тони облокотился на поручень, выглядывая своего шофера. Он послал телеграмму в Хеттон, что его надо встретить и что поедет он прямо домой. Ему не терпелось посмотреть новые ванные. В доме его ждали перемены.
Поездка не была отмечена чем-то особым. Испытания серьезного путешествия были не для Тони — его не манили пустыни или джунгли, горы или пампасы; у него не было склонности к охоте на крупных зверей или к исследованию не отмеченных на карте притоков реки. Он оставил Англию, потому что в сложившихся обстоятельствах это казалось единственно правильным, то был обычай, освященный в литературе и истории многими поколениями разочарованных мужей. Он вверил себя агентству путешествий и в течение нескольких располагавших к лени месяцев таскался с острова на остров в Вест-Индии, обедая в резиденциях губернаторов, попивая коктейли на клубных верандах, без труда зарабатывая дешевую популярность за капитанскими столами; он играл в койтс[34] и пинг-понг, танцевал на палубе и катал в машине новых знакомых среди тропической растительности по дорогам с хорошим покрытием. А теперь он снова был дома. За прошедшие недели он все меньше и меньше думал о Бренде.
Наконец он нашел своего шофера среди немногочисленных людей на набережной. Мужчина поднялся на борт и занялся багажом. Машина стояла за таможенными будками.
Шофер спросил:
— Может, большой чемодан мне отослать поездом?
— Сзади в автомобиле ведь полно места?
— Едва ли, сэр. У ее светлости много багажа.
— Ее светлости?
— Да, сэр. Ее светлость ждет в машине. Она прислала телеграмму, чтобы я заехал за ней в гостиницу.
— Понятно. И у нее много багажа?
— Да, сэр, необычно много.
— Что ж… может, лучше отправить чемоданы поездом.
— Очень хорошо, сэр.
Так что Тони пошел к машине один, а шофер занялся чемоданами. Бренда сидела сзади, забившись в угол. Она сняла свою шляпку, маленькую вязаную шляпку, которую он подарил ей несколько лет назад, и держала ее на коленях. В машине было почти темно. Она подняла взгляд, не повернув головы.
— Дорогой, — сказала она, — ваш корабль
— Да, мы попали в туман в проливе.
— Я приехала сюда вчера вечером. Люди в офисе сказали, что ты приплываешь сегодня рано утром.
— Да, мы
— С кораблями никогда ничего точно не знаешь, ведь правда?