Полное собрание рассказов

С тех пор на него были затрачены колоссальные суммы — деньги, которых за пятьдесят лет до этого хватило бы на отправку всех мальчишек скопом в Винчестер или оксфордский Нью-Колледж и дать им утвердиться в богословии, праве или медицине. В томительные периоды созидательной игры он зевал в залах, увешанных полотнами Пикассо и Леже. Он никогда не испытывал недостатка в потребных кубических футах[177] воздуха. Питание его было диетически сбалансированным, и каждый месяц в первую пятницу он подвергался психоанализу. Всякая подробность его юности фиксировалась, микрофильмировалась и приобщалась к личному делу, пока в подобающем возрасте Майлза не перевели в военно-воздушные силы.

На базе, куда его послали служить, самолетов не было. Она использовалась для подготовки во время личного отдыха инструкторов для подготовки инструкторов для подготовки инструкторов.

Несколько недель он опекал там посудомоечную машину и опекал ее, как свидетельствовал на суде командир его строевого отделения, с образцовым тщанием. Самой по себе работой гордиться не приходилось, но такую школу ученического послушания на службе проходили все. Выходцы из сиротских приютов составляли крепкий костяк кадров ВВС, обособленную касту, соединявшую в себе грозные достоинства янычар и юнкеров. Майлза рано предназначили для высокого полета. Мытье посуды было всего лишь началом. Командир его строевого отделения, тоже сирота, признавался, что сам когда-то мыл посуду, стирал офицерам белье, прежде чем достиг теперешнего положения.

За несколько лет до этого отменили военно-полевые суды. ВВС своих правонарушителей передавали в руки гражданских властей. Майлз попал на квартальные заседания суда. С самого начала, когда из официального обвинения были исключены поджог, преднамеренный ущерб, умышленное убийство, пагубное поведение и измена, стало ясно, что все сведется к простому обвинению в антисоциальной деятельности, и симпатии суда были на стороне заключенного.

Психолог воинской части высказал мнение, что юность неотделима от стихии поджога. И, несомненно, если ее сдерживать, то, возможно, возникнут патологические неврозы. Со своей стороны, заявил психолог, он считает, что заключенный совершил абсолютно нормальное действие и, более того, выказал более чем нормальную разумность при его осуществлении.

После этих слов некоторые вдовы, матери и сироты сгоревших летчиков и техников устроили крик на галерее для публики, и председательствующему пришлось строго напомнить им, что они находятся в суде социального обеспечения, а не на митинге союза домохозяек.

Дело вылилось в согласованное восхваление обвиняемого. Попытка обвинения обратить внимание на размер ущерба была пресечена председательствующим.

— Присяжные, — заявил он, — удалят из своей памяти эти сентиментальные частности, на которые самым неподходящим образом было обращено внимание.

— Для вас, может, и частность, — раздался голос с галереи. — А для меня он был достойным мужем.

— Арестуйте эту женщину, — распорядился судья.

Порядок был восстановлен, и панегирики продолжились.

Наконец председательствующий подвел итоги. Он напомнил присяжным о первом принципе нового права: никто не может подлежать ответственности за последствия своих собственных действий. Присяжные должны выбросить из головы соображения, что утрачено много ценного имущества и много ценных жизней, что серьезный урон нанесен делу личного отдыха. Им следует попросту решить, действительно ли заключенный заложил воспламеняемые материалы в различных разумно подобранных точках базы и воспламенил их. Если он сделал это, а доказательства ясно указывают, что это так, он преступил существующий порядок и тем самым подлежит соответствующему наказанию.

Получив такое указание, жюри присяжных вынесло вердикт «виновен», сопровожденный рекомендацией о снисхождении к различным обездоленным лицам, которые в разное время по ходу судебных слушаний были задержаны за неуважение к суду. Суд упрекнул присяжных за самоуверенность и дерзость в деле арестованных, за неуважение и приговорил Майлза к пребыванию на срок по соизволению государства в замке Маунтджой (родовое гнездо изувеченного на Второй мировой войне кавалера креста Виктории,[178] которого отправили в Дом неполноценных, когда замок был преобразован в место заключения).

Государство в своих соизволениях вело себя капризно. Почти два года Майлз наслаждался его особыми благоволениями. К нему применяли всякие целительные средства, и применяли, как было провозглашено, успешно. Потом, несколько дней назад, последовал нежданный удар: безо всякого предупреждения, когда он подремывал себе под шелковицей, к нему подошли заместитель шефа-наставника с заместителем заместителя и резко и грубо заявили, что он перевоспитан.