— И мы бы отправились в беззаботную поездку за город.
— Да… Теперь все это кажется волшебной страной, правда, Эм? Трудно поверить, что между городами когда-то было столько простора.
— А проголодавшись, — продолжала Эм, — мы бы нашли ресторанчик, вошли в него, и ты, как бывало, сказал бы: «Думаю, я возьму стейк с картошкой фри» или: «Как у вас сегодня свиные отбивные?» — Она облизнула губы, глаза у нее сияли.
— Да уж! — пробасил Лу. — А как насчет гамбургера со всякой всячиной, Эм?
—
— Если бы тогда кто-то предложил нам переработанные водоросли, мы бы плюнули ему в лицо, да, Эм?
— Или переработанные опилки, — подхватила Эм.
Лу все же упорно пытался найти хорошие стороны в сложившейся ситуации.
— Тем не менее, теперь все это научились перерабатывать так, что вкус водорослей и опилок почти не чувствуется; к тому же говорят, что наша нынешняя еда гораздо здоровее, чем то, что мы ели раньше.
— Не помню, чтобы я жаловалась на здоровье при старой еде! — задиристо воскликнула Эм.
Лу пожал плечами.
— Ну, надо же понимать, что Земля не смогла бы прокормить двенадцать миллиардов людей, если бы не начала использовать водоросли и опилки. Так что это прекрасный выход. Я так думаю. И все так говорят.
— Да люди-то говорят все, что первым взбредет в голову, — огрызнулась Эм. Она закрыла глаза. — Черт возьми, Лу, ты помнишь тогдашние магазины? Как там все из кожи вон лезли, стараясь угодить, чтобы у них что-нибудь купили. И не нужно было ждать чьей-нибудь смерти, чтобы получить в свое распоряжение кровать, кресло, плиту или еще что-то. Просто входишь и — вуаля — покупаешь что хочешь. Как же здорово было, пока не израсходовали все сырье. Я тогда была еще ребенком, но помню все как сейчас.
Подавленный, Лу лениво подошел к балконным перилам и посмотрел вверх, на холодные яркие звезды, сверкавшие в черной бархатной бесконечности.
— А помнишь, Эм, как мы были помешаны на научной фантастике? «Рейс семнадцать отправляется на Марс, стартовая платформа двенадцать. Всем занять места на борту! Всех, кто не принадлежит к техническому персоналу, просим оставаться в бункере. Десять секунд до старта… девять… восемь… семь… шесть… пять… четыре… три… две… старт! Режим полной тяги!» Ж-ж-ж-ж-а-х-х-х-х!
— И не нужно тревожиться о том, что происходит на Земле, — подхватила Эм, вместе с ним глядя на звезды, — если через несколько лет мы все будем лететь сквозь космическое пространство, чтобы начать новую жизнь на другой планете.
Лу вздохнул.
— Только выяснилось, что нужна конструкция размером в два Эмпайр-стейт-билдинг, чтобы доставить на Марс одного хилого будущего колониста. Еще за пару триллионов долларов он мог бы взять с собой жену и собаку.
— Лу?..
— Что?
— А когда состоятся гонки на пятьсот миль?
— Гм… в День поминовения[64], тридцатого мая.
Она прикусила губу.
— Ужасно было с моей стороны задавать такой вопрос, правда?
— Да нет, не то чтобы очень. Все насельники этой квартиры, полагаю, уже давно уточнили дату.
— Не хочу показаться бессердечной, — сказала Эм, — но порой, когда проговариваешь эти вещи вслух, они словно бы отпускают тебя на время.
— Конечно. Тебе стало немного легче?
— Да… И я больше не позволю себе распускаться, буду с ним приветлива настолько, насколько это в моих силах.
— Умница. Моя Эм.
Они расправили плечи, храбро улыбнулись друг другу и вошли в квартиру.
Старик Шварц по прозвищу Дедуля, чей подбородок покоился на руках, в свою очередь покоившихся на загнутой крюком ручке трости, раздраженно пялился в пятифутовый телевизионный экран, занимавший главенствующее положение в комнате. Комментатор отдела новостей подводил итог событиям дня.
С интервалом секунд в тридцать Дедуля с размаху втыкал в пол острие трости и вопил:
— Черт! Да мы это делали еще сто лет назад!
Вернувшись с балкона, Лу и Эмералд были вынуждены занять места в последнем ряду, позади родителей Лу, его брата с невесткой, сына со снохой, внука с женой, внучки с мужем, правнука с женой, племянника с женой, внучатого племянника с женой, внучатой племянницы с мужем, правнучатого племянника с женой и, разумеется, самого Дедули, восседавшего впереди всех. За исключением Дедули, дряхлого и согбенного, все — благодаря профилактическому приему антигерасона — казались ровесниками: под тридцать или чуть за тридцать.
— Тем временем, — вещал комментатор, — город Каунсил-Блаффс, Айова, по-прежнему живет в ожидании страшной трагедии. Однако двести изнемогших спасателей не теряют надежды, прилагая все усилия для спасения ставосьмидесятитрехлетнего Элберта Хаггедорна, вот уже двое суток зажатого между…
— Лучше бы доложил что-нибудь более ободряющее, — прошептала Эмералд на ухо Лу.