— Послушайте, — сказал он, — моя фамилия Дюран. Майор Нейтан Дюран, и один из моих лучших армейских друзей был родом отсюда. Джордж Пефко. Я точно знаю, что он отсюда. Он и сам так говорил, и в документах так было записано. Я абсолютно уверен.
— О-о-о-о! — воскликнула Энни. — Постойте-постойте. Ну да, конечно. Теперь я припоминаю.
— Вы его знали? — спросил Дюран.
— Я
— Мы воевали вместе, — сказал Дюран.
— А я все равно не могу его вспомнить, — призналась почтмейстерша.
— Его вы, может, и не помните, но должны помнить его семью, — сказала Энни. — Они
— Не сказала бы, что это можно назвать родным домом, — заметила почтмейстерша.
— Но Джордж его называл именно так, — возразил Дюран.
— Думаю, юному Джорджу любой временный дом казался родным, — согласилась Энни. — Эти Пефко были бродягами.
— Джорджа призвали именно отсюда, — объяснил Дюран. — Наверное, поэтому он считал это место своей родиной.
По той же причине сам Дюран считал своей малой родиной Питсбург, хотя еще дюжина других городов вполне могла претендовать на это звание.
— Он был одним из тех, для кого на самом деле родным домом стала армия, — сказала почтмейстерша. — Теперь припоминаю: тощий такой, но крепкий парнишка. Да, помню. Никто в его семье никогда не получал никакой корреспонденции. И в церковь они не ходили. Поэтому-то я их и забыла. Бродяги. Он был приблизительно ровесником твоего брата, Энни.
— Да. Но я-то тогда постоянно таскалась за братом, а вот Джордж Пефко не принадлежал к его компании. Они вообще держались сами по себе, эти Пефко.
— Но должен же быть кто-нибудь, кто хорошо его помнит, — сказал Дюран. — Кто-нибудь, кто… — Он оборвал себя на этой тревожной ноте. Ему было невыносимо думать, что Джордж исчез без следа и никто о нем не тоскует.
— Я вот сейчас, подумав, вспомнила… — сказала Энни. — Его именем названа площадь, я почти в этом уверена.
— Площадь? — удивился Дюран.
— Ну, не то чтобы настоящая площадь, — пояснила Энни. — Ее просто так называют. Когда уроженец нашего города погибает на войне, город присваивает его имя какому-нибудь своему закутку — хоть перекрестку — и вешает табличку с его именем. Треугольничек возле пристани назван именем вашего друга, я в этом почти уверена.
— В нынешние времена их, погибших, так много, что всех и не упомнишь, — вставила почтмейстерша.
— Хотите пойти посмотреть? — предложила Энни. — Я с удовольствием вас провожу.
— Табличку? — произнес Дюран, выходя из задумчивости. — Не стоит. — Он хлопнул в ладоши. — А где тут у вас ресторан — такой, чтобы с баром?
— После пятнадцатого июня — на каждом шагу, — ответила почтмейстерша. — А сейчас все закрыто. В аптеке можно купить сандвич.
— Да нет, лучше уж я отправлюсь дальше.
— Но раз уж вы проделали такой долгий путь, есть смысл посмотреть парад, — сказала Энни.
— После семнадцати лет службы в армии это было бы истинным удовольствием, — пошутил Дюран. — А что за парад?
— В честь Дня поминовения, — объяснила Энни.
— Но он же завтра, насколько я понимаю, — сказал Дюран.
— А сегодня — детское шествие. Потому что завтра школа будет закрыта. — Энни улыбнулась. — Боюсь, вам так или иначе придется выдержать зрелище еще одного парада, майор, потому что он уже начался.
Дюран безо всякого энтузиазма последовал за ней на улицу. Звуки оркестра уже были слышны, но участники парада еще не появились. На тротуаре их дожидалось не больше десяти-двенадцати человек.
— Они идут от одной площади к другой, — рассказывала Энни. — Давайте подождем их на площади Джорджа.
— Как скажете, — согласился Дюран. — Тем более, что там мне и к катеру ближе.
По улице, сбегавшей под уклон, они дошли до деревенской пристани, где стоял «Веселый Роджер».
— Город тщательно ухаживает за площадями, — сказала Энни.
— Ну да, ну да, — отозвался Дюран.
— Вы торопитесь? Вам сегодня нужно поспеть еще куда-то?
— Мне? — с горечью переспросил Дюран. — Меня нигде никто и ничто не ждет.
— Понимаю, — смутилась Энни. — Простите.
— Вашей вины в том нет.
— Не поняла.
— Я такой же армейский бродяга, как Джордж. Лучше бы меня пристрелили, а потом обессмертили в табличке. Никому я не нужен ни за грош.
— Ну, вот и наша площадь, — тихо сказала Энни.
— Где? Ах, это…
Площадь представляла собой заросший травой треугольник со сторонами футов по десять, образовавшийся в результате случайного пересечения улочек. В центре его лежал невысокий валун, к которому была прикреплена металлическая табличка, такая маленькая, что ее можно было и не заметить.