Полное собрание произведений в одном томе

Слегка поломавшись для важности, дав себя поуговаривать, Василий Сергеевич, конечно, согласился. И ужасно любопытно стало: что за секретное задание?.. Тут, понятно, председатель ответно надулся от важности, говорить не хотел, но Борисову раздобыть бутыль самогона труда не составило; такому соблазну Советская власть противиться не смогла, и после второго стакана, окривев и значительно прижмурясь, поведала:

— Эти, брат, секреты, у них все белыми нитками штопаны. Ты, — здесь председатель прищурился сильнее и понизил голос, — ты про клад разбойный слыхал?

— Нет, — удивился Борисов.

— То-то и оно! А сколь годов ты уже здесь?

— Ну, а то ты не знаешь? Седьмой пошел.

— Ага, ага… Ну дак и верно, никто уж и не помнит. Раньше-то старики знали, я сам от деда свово слыхал. Ну а потом война с германцем этим, яти ево, сукинова сына, потом революция да опять война с беляками… Ладно! Ты слушай.

И рассказал, что, по местным преданиям, во времена Гришки Отрепьева и польского нашествия бесчинствовали по округе шайки разбойников, и главарь одной из них спрятал где-то здесь награбленные сокровища: иконы, золотую утварь, драгоценные каменья… Спрятал, а сам вскоре пропал. То ли изловили его верные слуги царя Василия Шуйского и пожаловали двумя столбами с перекладиной, то ли просто сгинул бесследно в погибельном безвременье. Да и какая разница! Главное, клад остался, закопанный незнамо где, будоража мысли, обрастая легендами, привлекая множество искателей, — но так и не дался никому за триста лет. И вот теперь чекисты пронюхали.

Унтер-председатель окосел окончательно, пошел врать чепуху: дескать, дед успел ему шепнуть кой-чего… но Борисов на это не повелся, а наутро уездный голова, опухший и похмельный, сам поспешил признаться:

— Сергеич, ты, мать… это… Я, брат, вчера нарезался, ну и спьяну понес, мать… околесицу. Дак ты того… не думай.

Борисов заверил, что он никакого значения пьяной болтовне не придал; председатель успокоился. А назавтра прибыл высокопоставленный чекист.

Он оказался очень неприметным, бледноватым, стертым каким-то человеком, вежливым, обходительным, немногословным. Изъяснялся правильно, однако все же с неким едва уловимым акцентом — как выяснилось впоследствии, латышским. Дотемна они с Борисовым блуждали по окрестностям, ну и чего греха таить, землемер решил показать товар лицом — то есть себя и свое умение работать.

И показал. Почувствовал, что москвич внимательно к нему присматривается. Понял, что в вопросах, заданных как бы невзначай, есть интерес к нему, Василию Борисову, к его прошлому и профессиональной компетенции. Почувствовал, чуть-чуть вдохнул забытый столичный воздух — и сразу тесной показалась уездная жизнь, с которой уже вроде как смирился и даже нашел свои прелести… Нет! Сразу в душе зажглось что-то, захотелось бурь, ветров и гроз огромного мира, пусть и полного опасностей. Но что за мир, что за Вселенная без опасностей!..

Приезжий чин, побродив с Борисовым, порасспрашивав о том о сем, поблагодарил, попрощался и убыл, ничего больше не сказав.

После его отъезда председатель с землеустроителем вновь за полночь засиделись за самогоном. Соввласть изнывала от любопытства:

— Ну, чего ему надо было-то?

Но Борисову совершенно честно было нечего сказать. Ну, ходили, смотрели, если говорили, то из пустого в порожнее. Вот и все.

— М-м?.. — Председатель сильно выпятил небритый подбородок. — Кто его знат, чухонца, яти его… Может, он что-то такое знат, чего мы не знаем? Точно про клад, про тех разбойников ничего не говорил?

— Ни слова.

— Хм.

После этого междометия председатель умеренно глотнул самогона, долго жевал ломоть хлеба с салом, потом свернул самокрутку, закурил, распространяя едчайший махорочный чад.

— М-да… Ну дак поживем — увидим.

Борисов кивнул, подумав, что лучше не скажешь. Мечтами себя тешить нечего, а что будет, то и сбудется.

— Давай еще по одной, — предложил он.

* * *

Визит московского гостя состоялся поздним летом, в самый разгар уборки урожая. Уехал комиссар, потекли привычно дни за днями, осень овладела северными просторами, сперва осветлила их золотом редеющей листвы, затем занавесила туманами, дождями… и вот уже в пору предзимья прибыла депеша из Москвы: уездного землеустроителя Борисова В. С. откомандировать в Москву, на курсы Наркомзема.

Понятно, что это было для прикрытия. Борисов точно прибыл в Наркомзем, но там, глянув на вызов, попросили обождать, позвонили, и через полчаса прибыл человек в форме и проводил неподалеку, вовсе не на Лубянку, а в самое рядовое, ничем не выделяющееся здание.

Там землемера ожидал знакомый латыш.

— Удивлены? — спросил он с легкой улыбкой.

— Нет, — спокойно ответил Борисов.

— Тем лучше. — Чекист пригласил садиться и без околичностей заговорил по делу.

Он — сотрудник спецотдела ОГПУ, возглавляемого Глебом Ивановичем Бокием. В ведении этого отдела находятся в том числе и странствия в далекие, подчас неисследованные земли, отчего позарез нужны специалисты, владеющие топографией, картографией и тому подобным. Как товарищ Борисов посмотрит на предложение поработать в данном направлении?..