Полное собрание произведений в одном томе

Он говорил вычурно, по-книжному, однако Реджинальд уловил в этих словах сдержанную страсть. Борисов говорил искренне, как человек, задетый за самые тайные струны души.

Гатлинга это заинтересовало, но тема развиться не успела, ибо Ванденберг воскликнул, вскинув руку:

— Вон их деревня! Пришли.

* * *

Деревня состояла из беспорядочно расставленных хижин, похожих на стога сена — собственно, по той же технологии и построенных: на остов из составленных конусом жердей набрасывается несколько слоев трав, постепенно превращающихся в сено. Кроме шалашей, имелось еще сооружение столь же сеновальное, но иных размера и формы, нечто вроде длинного сарая, да еще с каким-то башнеобразным пристроем. «Королевский дворец!» — мелькнула юмористическая мысль у Реджинальда, не знавшего в тот миг, насколько он близок к истине.

Африканский телеграф сработал безукоризненно. Мгебене этот самый не то что слова не произнес — движенья лишнего не сделал. А деревня как по волшебству наполнилась людьми: мужчинами и подростками, от четырнадцати и старше, без верхнего возрастного предела. Женщин и детей не было видно: в племени, похоже, имелась своя субординация, в которую вникать, правда, было некогда и незачем.

Вся эта мужская орава шумно окружила путешественников, выражая дружелюбие и гостеприимство, а после того, как Ванденберг важно заговорил, шум не усилился, не ослабел, но изменился; изменилось и само оживление: судя по характеру беготни и взмахам рук, обитатели усердно зазывали гостей в тот самый дворец-сарай.

— Ну, не иначе, тронный зал… — пробормотал Хантер, и на сей раз Гатлинг воспринял эту мысль без всякого юмора.

Длинное помещение оказалось единое, без перегородок. Путешественники вошли туда уже без местных, почтительно оставшихся снаружи. В затемненном пустом пространстве, в дальнем его конце находились всего три человека: двое стояли, а один восседал на чем-то в самом деле вроде трона; по мере приближения выяснилось, что это довольно старинное, элегантное, с резными спинкой и подлокотниками кресло, невесть как занесенное сюда из Европы либо Америки.

Двое стоявших залопотали что-то, руками замахали, сидевший же хранил величественную неподвижность.

— Вождь, — вполголоса сказал Ванденберг, что и так все поняли.

Этот человек разительно отличался от своих подданных, худых и голых или почти голых. Он был огромный, пузатый, не меньше ста десяти кило — что, судя по всему, служило одним из признаков элитарности, так как и те двое по бокам трона были заметно упитаннее оставшихся на улице. Но до вождя, конечно, им было далеко.

Предводитель отличался не только тучностью, но и попугайской яркостью одежд и регалий. На нем было блестящее, должно быть, шелковое одеяние вроде пончо, пронзительно оранжевого вырвиглазного цвета; на голове — нечто вроде чалмы с пестрыми птичьими перьями, на шее — толстая цепь из «цыганского золота».

Реджинальд задним числом похвалил Бен Харуфа за точные знания о жизни местных племен, откашлялся и начал цветистую речь.

Впоследствии он не мог внятно припомнить, какие именно слова говорил, а уж как переводил Ванденберг, и вовсе одному богу ведомо. Что-то вроде того, что вот он, гость из далекой Америки, наслышан о мудрости вождя, под руководством которого племя процветает… А может, и не говорил так, шут его знает. Но в любом случае слушал вождь благосклонно, иногда кивал в знак одобрения, и тогда оба его министра тоже начинали усердно кивать, сияя улыбками.

Реджинальд завершил приветственный монолог просьбой принять подарок и достал брошку Бен Харуфа. В сарае был полумрак, но и в нем стекляшки сверкнули таинственно-приглушенно, так что у «министров» рты разинулись и глаза округлились от восхищения, да и король, сумев сохранить царственный вид, все же сделал какое-то движение корпусом.

Еще раз воздав должное антиквару, Реджинальд постарался как можно почтительнее вручить брошь вождю. Тот слегка раздвинул в улыбке толстые губы, принял подарок, пророкотал что-то нутряным басом.

— Что он сказал? — почти не разжимая губ, спросил Гатлинг.

— А черт его знает, — тоже сквозь зубы честно ответил Ванденберг. — Хотя… ага! Просит всех подойти поближе.

Реджинальд обернулся. Члены экспедиции, соблюдая этикет, стояли в небольшом отдалении, и он дал им знак подойти. Подошли.

Владыка здешних мест не без любопытства вгляделся в лица, особенно остановившись на Дэвисе. Протянул руку в его сторону, прогудел что-то.

Ванденберг не без ехидства скосился на коллегу:

— Говорит, что видит в тебе того… что-то вроде дальнего родственника.

Бойцы «экспедиционного корпуса» успели за время знакомства перейти на «ты».

Джек покраснел — в его случае можно сказать, что слегка побурел. Он очень болезненно относился к любому напоминанию о бабушке-негритянке, и никто вокруг, щадя его чувства, тему межрасовых отношений старался не затрагивать. Вождь же, исходя из своих представлений о жизни, очевидно, захотел сделать визитеру комплимент, но, сам того не желая, попал пальцем в больное место.

— Пугало огородное ему родственник, — пробурчал он что-то в этом духе.