Полночь в Достоевском

— Потому что ты его напугаешь, — сказал я. — Одним своим видом. Ошибка природы.

Он пристально посмотрел на меня. Он занял время, этот взгляд. Потом Тодд отнял руку, а я толкнул его на улицу. Он отвернулся и зашагал, а я догнал его, развернул кругом и толкнул в грудь ладонью. Это был пробный удар, предисловие. К нам подъехала машина и свернула в сторону, лица в окнах. Мы схватились. Его было слишком неловко удержать — сплошные углы, мешанина локтей и коленей, и неожиданная сила. Я никак не мог крепко ухватиться и уронил перчатку. Я хотел врезать по печени, но не знал, где она. Он начал размахивать кулаками в замедленном движении. Я приблизился и ударил голой рукой по щеке. Больно стало обоим, он издал звук и свернулся. Я сорвал с него шапку и отшвырнул. Я хотел положить его на лопатки и вбить голову в асфальт, но он чересчур твердо стоял на ногах, все еще издавая звук, настойчивое гудение, научная фантастика. Потом он развернулся, красный и с дикими глазами, и стал бить вслепую. Я отступал и кружил, выжидая, когда он откроется, но он упал раньше, чем я успел ударить, тут же вскочил и бросился бежать.

Человек в капюшоне почти вышел из поля зрения, сворачивал на свою улицу. Я смотрел, как Тодд бежит, длинные вялые пружинистые шаги. Ему стоило ускориться, если он думал нагнать человека до того, как тот исчезнет в сером каркасном доме, назначенном доме.

Я увидел оброненную перчатку посреди улицы. Потом Тодда, бегущего с непокрытой головой, петляющего вокруг языков замерзшего снега. Пейзаж вокруг был пуст. Я ничего не мог понять. Чувствовал себя совершенно отстраненным. Его дыхание видимое, потоки испарений. Я спросил себя, из-за чего все началось. Он же хотел только поговорить со стариком.