Поллианна вырастает

Для Джимми наступили тревожные дни. Совсем отказаться от визитов в дом Харрингтонов он не осмеливался, опасаясь, как бы там не догадались о его тайне. Но даже просто находиться в обществе Поллианны стало пыткой. Да и с Сейди Дин ему было неприятно, так как он не мог забыть, что это именно она в конце концов открыла ему глаза на происходящее. Джейми, разумеется, не мог служить прибежищем в этих обстоятельствах, и оставалась только миссис Кэрью. Впрочем, она одна стоила многих, и единственное утешение для себя в эти дни Джимми находил в ее обществе. Веселая или серьезная, она, казалось, всегда знала, как лучше всего приспособиться к его настроению. И просто удивительно, сколько она знала о мостах… того рода мостах, которые он собирался строить. Она была к тому же так умна, так благожелательна, всегда умела найти самые нужные, самые подходящие слова. Однажды он даже чуть не рассказал ей о «пакете», но Джон Пендлетон прервал их разговор в самый неподходящий момент, так что эта история не была рассказана. Джон Пендлетон, как с досадой иногда думал Джимми, всегда являлся в самый неподходящий момент, чтобы помешать им. Но затем Джимми вспоминал, что сделал для него Джон Пендлетон, и ему становилось стыдно. История «пакета» восходила ко времени детства Джимми, который никогда не говорил о нем никому кроме Джона Пендлетона, да и ему всего лишь раз, незадолго до своего усыновления. «Пакет» представлял собой всего лишь довольно большой, потрепанный за долгие годы, белый конверт, пухлый от тайны, хранимой им за огромной красной печатью. На этом конверте, который был дан Джимми его отцом, была сделана отцовской рукой следующая надпись: «Моему мальчику Джимми. Не вскрывать до его тридцатилетия. В случае его смерти вскрыть немедленно». Бывали периоды времени, когда Джимми строил немало догадок относительно содержимого «пакета». Бывали и другие дни, когда он забывал даже о существовании этого конверта. В давние дни, в сиротском приюте, он всегда носил его спрятанным в подкладку своей курточки, так как больше всего боялся, что его найдут и отберут. Позднее, по совету Джона Пендлетона, конверт был для сохранности убран в сейф.

— Ведь неизвестно, какую ценность он может представлять, — заметил тогда с улыбкой Джон Пендлетон. — Во всяком случае, твой отец хотел, чтобы ты хранил его, и мы не можем допустить, чтобы он случайно потерялся.

— Разумеется, сэр. Я не хотел бы потерять его, — немного печально улыбнулся в ответ Джимми. — Но я не рассчитываю на то, что он представляет действительную ценность. У бедного отца, насколько я помню, не было ничего особенно ценного. Именно об этом «пакете» и хотел упомянуть Джимми в одном из своих разговоров с миссис Кэрью… и упомянул бы, если бы только им не помешал Джон Пендлетон.

— А все же, может быть, даже и хорошо, что я не сказал ей о пакете, — размышлял Джимми по дороге домой. — Она могла бы подумать, что в жизни отца было что-то… нехорошее. А я не хотел бы, чтобы она думала так о моем отце.

Глава 25 ИГРА И ПОЛЛИАННА

В середине сентября миссис Кэрью, Джейми и Сейди Дин попрощались и уехали в Бостон. Хотя Поллианна и знала, что будет скучать без них, у нее все же вырвался вздох подлинного облегчения, когда увозивший их поезд покинул белдингсвиллскую станцию. Конечно, Поллианна не призналась бы никому в том, что испытала облегчение, и даже перед собой она попыталась мысленно оправдаться.

«Не то чтобы я не любила их — я люблю, глубоко, каждого из них, — вздохнула она, следя, как поезд исчезает за поворотом дороги. — Только… только мне все время так жаль Джейми, и… и… я так устала. Я буду рада просто вернуться на время к прежним тихим дням с Джимми». Однако она не вернулась к «прежним тихим дням с Джимми». Дни, последовавшие сразу за отъездом Кэрью, были, конечно, тихими, но проводила она их не «с Джимми». Он редко появлялся теперь в доме Харрингтонов, а если заходил, это не был прежний Джимми, каким она его знала.

Он был угрюм, беспокоен и молчалив, а то вдруг становился очень весел и возбужденно болтлив, что крайне озадачивало и раздражало.

Вскоре он тоже уехал в Бостон продолжать учебу, и после этого они, разумеется, совсем перестали видеться.

Тогда Поллианна с удивлением заметила, как ей не хватает его. Даже просто знать, что он здесь, в городке, и, может быть, зайдет в гости, было лучше, чем безнадежная пустота отсутствия; и даже его приводящие в недоумение, неожиданные переходы от мрачности к веселью были предпочтительнее этой безнадежности. Затем, однажды, с пылающими щеками и пристыженным видом, она вдруг резко упрекнула сама себя:

— Поллианна Уиттиер! Можно подумать, что ты влюблена в Джимми Бина-Пендлетона! Неужели ты не можешь подумать ни о чем другом, кроме него?

В результате она немедленно приложила все усилия к тому, чтобы стать очень веселой и оживленной и выбросить из головы этого Джимми Бина-Пендлетона. Вышло так, что тетя Полли, пусть невольно, помогла ей в этом.