Поллианна вырастает

— Ну, что же ты, Поллианна? Почему ты не велишь мне поиграть «в радость»? Я поступил бы именно так на твоем месте. Забудь о том, что я сказал, пожалуйста! Я просто злодей, что так тебя огорчил!

Поллианна улыбнулась и сказала:

— Нет, нет… ну что ты!

Но она не забыла об этом. Не смогла забыть. И то, что было сказано, лишь заставляло ее еще настойчивее стремиться быть рядом с Джейми и помогать ему всем, чем она могла помочь.

"Уж теперь-то я ни за что не допущу, чтобы он заметил, что я не рада , когда он со мной!" — с жаром говорила она себе минуту спустя, спеша к корту, чтобы тоже принять участие в игре.

Поллианна, впрочем, была не единственной, кто чувствовал себя неловко и принужденно. Так же чувствовал себя и Джимми Пендлетон, хотя он тоже старался не показывать этого.

Джимми не был счастлив в эти дни. Из беззаботного юноши, мечтающего о чудесных арках, переброшенных через бездонные, еще не перекрытые мостами пропасти, он превратился в молодого человека с тревожным взглядом, преследуемого видениями, в которых любимая им девушка доставалась его страшному сопернику.

Теперь Джимми прекрасно знал, что влюблен в Поллианну, и подозревал, что влюблен давно. Его привело в настоящий ужас то, что он был так взволнован и так бессилен перед захватившим его чувством. Он понял, что даже столь дорогие его сердцу мосты — ничто в сравнении с улыбкой в глазах любимой девушки и заветным словом на ее устах, а самым чудесным мостом в мире был бы для него тот, который помог бы ему преодолеть пропасть сомнений и страха, отделявшую его от Поллианны: сомнений — из-за Поллианны, страха — из-за Джейми. Только в тот день на пастбище, увидев Поллианну в опасности, Джимми вдруг осознал, как пуст был бы мир — его мир — без нее. Только мчась вихрем к спасительной стене с Поллианной на руках, он понял, как дорога она ему. На мгновение, когда он держал ее в объятиях, а ее руки цеплялись за его шею, он почувствовал ее по-настоящему своей и даже в этот миг огромной опасности ощутил трепет величайшего блаженства.

В тот день Джимми вернулся в лагерь с бурей страха и мятежных чувств в душе. Он думал о том, действительно ли Поллианне нравится Джейми; отсюда был страх. Но даже если нравится, то должен ли он, Джимми, нерешительно стоять в стороне и позволить Джейми, без соперничества, понравиться ей еще больше? Отсюда были мятежные чувства. Ну уж нет, решил Джимми. Он не будет стоять в стороне! Между ними должна быть честная борьба!

Но тут, хоть Джимми и был в полном одиночестве, он покраснел до корней волос. А будет ли это «честная» борьба? Может ли какая-то борьба между ним и Джейми быть «честной»? Джимми вдруг почувствовал то же самое, что и много лет назад, когда предложил незнакомому мальчику подраться из-за яблока, на которое оба они предъявляли свои права, а затем, после первого же удара, обнаружил, что тот владеет только одной рукой. Разумеется, тогда Джимми нарочно поддался и позволил увечному мальчику победить. Но теперь, как с жаром говорил он себе, случай совсем другой. Здесь ставка не яблоко. Здесь ставка — счастье всей его жизни, а возможно, даже и счастье жизни Поллианны. Может быть, она совсем равнодушна к Джейми и полюбила бы своего старого друга Джимми, если бы он хоть раз дал ей понять, что хочет, чтобы она полюбила. И он постарается дать ей понять. Он постарается…

Снова Джимми залился жарким румянцем, но тут же сердито нахмурился. Если бы он только мог забыть, какой вид был у Джейми, когда он простонал это свое «привязанный к двум палкам»! Если бы только… но какой смысл? Все равно, это не была бы «честная», борьба, и Джимми знал это. Знал он уже тогда и то, что его решение будет именно таким, каким оно впоследствии оказалось, — он будет ждать и наблюдать. Он даст Джейми возможность добиться любви Поллианны, и если станет ясно, что она его любит, он, Джимми уйдет из их жизни, и они никогда не узнают, как глубоко он страдал. Он вернется к своим мостам… Как будто какой-нибудь мост, пусть даже до самой луны, мог хоть на миг сравниться с Поллианной! Но он так поступит. Он должен так поступить.