Полковник Крокодил

— Шаг вперед, шаг вперед, — задержавшись у майора Сани, комендант скорчил рожу типа «Наберут, бля, дебилов» и отправился дальше, к стоящему на вытяжку моему бате.

— Вот, смотрите, как выглядеть надо, — похвалил комендант, — Шаг вперед!

Путем такого нехитрого кастинга было выбрано десять офицеров, остальных командиры благосклонно отпустили на занятия, а потом ошарашили «счастливчиков» новостью:

— В Академии со следующего месяца возобновляются наряды для слушателей. Вы, как наиболее достойные, посменно будете нести службу Дежурными по Академии, остальные станут ходить в наряды по столовой. Не так часто как вы, конечно, но ведь вы же лучшие!

Тут уж отец позавидовал Сане и погоревал, что так виртуозно исполнить дебила ему не суждено. Станиславский потерял великого актера в лице майора Сани.

Со следующего дня, в течение месяца, каждый день после занятий, для десятка обреченных проводились занятия по строевой подготовке, изучению уставов, а так же строевые смотры. В общем, тот еще ад, тут уже не до занятий, гоняют майоров с капитанами, как молодых бойцов в учебке.

По результатам обучения еще и зачет сдавали! Во как! В наставниках у будущих защитников служебного пистолета и книги «Приема и сдачи наряда» был лично сам комендант, то есть все было очень серьезно.

Итак, наступил он! Час «Ч». Крокодила поставили дежурным по Академии!

Старательно неся службу он не спал всю ночь, пытаясь ко всему прочему догнать своих однокашников в учебе, поскольку уже успел значительно отстать. Раннее утро и коменданта вместе с ним он встретил сверкающими, красными с недосыпа глазами. Но полковник не заметил этого. Как настоящий деятельный военный (читай долбо*б с рождения) полковник решил провести с Первым Дежурным последнюю тренировку перед… ВНИМАНИЕ! Встречей Самого!

Звучит, да? По крайней мере, когда полковник говорил об этом, его лицо принимало торжественное выражение. Еще бы, это же сам генерал–полковник! Начальник Академии! Значит, встретить его надо не просто хорошо, не просто отлично, а идеально!

С шести утра и до половины девятого, позабыв в азарте про то, что дежурный не спал и даже не завтракал, комендант гонял его по плацу, стремясь добиться своего, одному ему известного идеала.

— Бля, да не так! Что ты как бочонок переваливаешься? Ногу тяни! Выше! Выше, кому сказал! Жопу не отклячивай! И запомни, машина Самого (секунда благоговения) останавливается вот здесь, видишь? — отец видел, на том месте где останавливалась машина был нарисован белый круг, обозначающий место встречающего его дежурного. Судя по тщательности, рисовал круг комендант лично. — До круга от дверей ровно четыре шага строевым. Не ползком, не переваливаясь, как пингвин, а строевым, нах! На исходную! Блин, показываю. Бестолочь, смотри. Значит, подъезжает машина, ты выскакиваешь, четыре строевых и открываешь дверцу, вот так.

Полковник невероятно изящно, как вышколенный лакей, полусогнулся, открыв воображаемую дверцу, потом выпрямился:

— Вылезает нога в штанах с лампасами, а ты уже должен стоять смирно. Только он выберется из машины весь, сразу кричишь «Сми–и–ирно‑о‑о!», — рявкнул комендант. На свою голову снова залетевший в Академию голубь, опять шарахнулся об стекло. — Генерал–полковник тебе так ручкой помашет, типа «Вольно, вольно», но ты только руку от башни уберешь. Потом, на пол шага за спиной Самого, идешь и докладываешь о том, что случилось за ночь. Понял, бестолочь?? А потом открываешь ему входную дверь, вот так.

Полковник благородной рысью рванул к здоровенным, трехметровым дубовым дверям и в полупоклоне открыл их.

— Все понял, мудак? Смотри мне, не дай бог облажаешься, я тут, неподалеку буду…

Комендант скрылся и вскоре из–за угла показался его любопытный глаз.

Батя, голодный, не выспавшийся и злой, с гудящими от строевой ногами, остался встречать въезжающую через ворота черную волгу. Вот он, момент истины!

***

Волга остановилась на положенном ей месте и отец строевым, стараясь выше тянуть ногу (Кремлевский полк от зависти ест свои сапоги) чеканит шаг и встает точно в предназначенный ему круг. Мысленно стараясь не выглядеть, как комендант, открывает дверцу машины. Комендант, сука, не соврал! Первой из машины показывается нога, затянутая в форменную брючину с красными лампасами.

— Сми–и–ирна‑а–а–а! — рявкает Крокодил.

— Бля, рано! — тихонько доносится из–за угла.

Из машины, пыхтя и ворочаясь, вытаскивает свою стапятидесятикилограммовую тушку генерал–полковник. При росте в 160 он кажется просто колобком. «И это я‑то, как пингвин?», порхает нечаянная мысль.

— Вольно–вольно, — добродушно и сонно ухает начальник академии, и, переваливаясь с ноги на ногу, медленно и важно, направляется к дверям.

Отец, аккуратно семеня позади, делает доклад, потом, обогнав Самого, первым подскакивает к дверям. Потом тянет их на себя… Первым в помещение входит пузо, а потом его владелец.