Полковник Яковлев. Ученый на старте

– А этими приспособлениями как будешь пользоваться? – наседал на него сержант.

Боец выполнил всё то, что ему приказали.

– Настраивай на горизонтальный обстрел! А теперь на вертикальный. Молодец!

Новичок, довольно улыбаясь, поднялся на ноги, одёрнул рубаху, поправил ремень.

– Ну-ка, давай теперь ты, – пулемётчик жестом приказал другому бойцу.

– Да знаю я, как стрелять по мишеням, был на стрельбах. – И, засучив рукава, ловким движением проделал то же, что сделал до него товарищ.

– Вот и хорошо, – подбодрил его сержант-пулемётчик. – Откатим в надёжное место.

После короткого привала объявили подъём. Подхватив с земли винтовки, построились в колонну. Сержант снял со станка ствол, щиток, бойцы подняли разрозненные части пулемёта на плечи и понесли. А на западе, у приграничной полосы, нарастал гул. Его доносил ветер, вселяя в души беспокойство и тревогу. Головной отряд, впереди которого разведчики вели пленников, шёл широким шагом.

Майор Орлов то и дело вскидывал голову в небо, боялся, как бы вражеский самолёт-разведчик не навёл на них бомбардировщиков. Солнце клонилось к закату, жара спала, идти стало легче. До Минска оставалось всего ничего, километров пятьдесят. Вдруг движение застопорилось. Орлову доложили: в сторону Минска движется колонна.

– Пеших нет, только танки и бронетранспортёры, замыкают колонну мотоциклисты.

– Это немцы.

В сотне шагов, на склоне холма, поросшего кустарником, за которым поднималась стена леса, Яковлев разглядел опрокинутую пушку.

– Взгляните, – обратился он к майору, – это же полевая пушка, от неё тянутся следы дивизиона или батареи, поддерживающие пехоту.

Орлов опустил бинокль. Вдруг небо дрогнуло.

– Бомбардировщики!

Орлов скомандовал: «Рассредоточиться!»

Бойцы рассыпались по оврагу и кустам. Чёрные точки, уже хорошо видимые, стремительно нарастали, из «брюха» вывалились огромные бомбы. Транспортная колонна – от хвоста до головы – вмиг превратилась в обломки, объятые пламенем. Обезумевшие от страха лошади рванули в разные стороны. Валясь на землю, судорожно били копытами, призывно ржали.

Сбросив смертоносный груз, «мессеры», набрав высоту, скрылись за горизонтом. А на смену им хищной стаей неслись новые и, зависнув над рожью, словно нащупывая оборонительные укрытия, методично обстреливали каждый куст, каждый бугор. Сделав чёрное дело, словно стервятники, насытившиеся человеческой кровью, исчезли. Оставшиеся в живых бойцы поднимались и спешили на помощь раненым. Делали всё молча, напряжённо. Раненых Орбит приказал увести с собой, а мёртвых похоронить прямо в поле. Поредевший батальон, собрав среди обломков всё, что могло пригодиться, двинулся к лесу. Пулемётчик, до бомбёжки спрятавший пулемёт, взвалив его на плечи, догнал колонну. Это было единственное на весь отряд оружие.

Когда лесная чаща надёжно укрыла отступающих, Орбит выставил караульных. На западе, словно пламя огромного пожарища, догорали последние лучи заходящего солнца. Танки гигантскими черепахами ползли по морю хлебов и создавали ощущение нереальности угрозы. Лишь осознание собственной беспомощности перед силой этих железных чудовищ до боли сжимало сердце, душу сковывала свинцовая тяжесть, неведомая раньше. Война перевернула жизнь и судьбу многих – то омрачая сознание, то обжигая вспышкой неутолимой жажды мести.

– Неужели не хватит у нас сил противостоять этой слепой стихии? – Яковлев ладонями стиснул виски. – Ах, если бы выжить, но не для мук, а для борьбы, чтобы мстить, мстить врагу до конца жизни… И если на небе боги в моей мести и мести народа увидят справедливость, пусть совершат кару над извергом.

Словно в полусне одолевали капитана эти мысли, когда вдруг прогремел взрыв фугасного снаряда. Яковлев вздрогнул всем телом и выхватил пистолет.

– Ложись! – услышал он команду Орбита. – Всем отползать назад!

Рядом раздалась автоматная очередь. Следовавшие за танками бронетранспортёры развернулись и дали несколько залпов в сторону отряда. В сумерках удалось незаметно скрыться в лесу. Оставаться здесь на ночь было опасно: враг не просто рядом, а идёт след в след. И кто может отрицать, что они не окажутся в окружении?

Орбит разбил батальон на группы. Из каждой попросил выйти по добровольцу, согласных на разведку. Спросил, откуда родом, из села или города. Тех, кто оказался деревенским, оставил при себе, городским приказал вернуться в свои группы. Этот его поступок озадачил Яковлева, он стал раздумывать над его решением и только утром, когда измученные, измотанные бездорожьем и голодом бойцы свалились на сырую землю, спросил:

– Почему забраковал городских?

– Всё просто: сельские непривычны куличным фонарям, к электрическому свету, у них, как у волков, хорошо развито «ночное» зрение. А для разведчика это немаловажно.

Шёл седьмой день войны… Разведчик, переодетый во всё деревенское, догнал группу беженцев, спросил старика:

– Случайно, не из Минска?

– Нет, из села в хутор перебираюсь. В городе делать нечего, там хозяйничают немцы. Сам-то откель будешь?

– Приезжий я, из Смоленска.