Полюшко-поле

Белыми цветами усеяно темное зеркало старого торфяника. Узкая бровка еще покрыта на удивление сочной травой и зеленой стрелкой уходит в пожелтевшие камыши. Нежно шелестят мохнатые кисточки. Только крик чайки все отчаянней и тревожней — так и падает ковшиком, так и плачет над черной водой. И вдруг затрещали желтые камыши, да так, что чайка метнулась ввысь и где-то в небе прозвучал ее печальный крик.

— Ну, здравствуй, племяш! Быстро ты обернулся… В Переяславе успел побывать… Я тебе говорил: под землей найду, если обманешь. Придется тебя, племяш, разменять на мелкую монету. — С этими словами староста Кваша вышел из камышей и вскинул карабин. Вслед за ним на бровку ступили его молчаливые сыновья и пять немецких автоматчиков в пятнистых лягушечьих маскхалатах.

— Что, племяш, принес червонцы?! Комиссариком оказался?

— А ты, немецкий холуй, думал озолотиться?! Плевал я на твою поганую пулю.

— Я тебя плеточкой запорю, отбивную котлету сначала сделаю, — подступал Кваша.

— Эх ты, «ласточка, пой, сердце успокой», — передразнил Квашу Иван.

— Я тебе покажу, сукин сын, «ласточка, пой», — вскипел староста и, опустив карабин, взмахнул плеткой.

Но удара не последовало. Стоявший в сторонке Кролик сделал пружинистый прыжок и каким-то необыкновенно ловким, точно рассчитанным движением вырвал у Кваши винтовку. И в ту же секунду он сделал два выпада и, как молнией, поразил штыком чубатого сына старосты и одного лягушатника.

Ударом кулака Бугай сшиб с ног младшего сына старосты и, завладев его карабином, бросился на помощь Кролику, который, работая штыком и прикладом, гнал в камышовые заросли ревущих быками немцев. Теперь Иван мог оценить чемпионские удары Кролика. Винтовка в его руках так и летала. Выпад — блеск штыка, взмах — удар приклада, и уже лягушатники качаются в траве.

Кролик остановился у камышовой заросли. Дал по двум бегущим немцам несколько выстрелов. Оглянулся лихой боец, хотел что-то крикнуть на радостях своим товарищам. Как вдруг из-за плеса вороном каркнул немецкий пулемет. Схватился Кролик за грудь, и показалось товарищам, будто в его руках затрепетал на ветру красный платок. Видно, все еще не веря в смертельную рану, словно пробуя свои силы, сделал он несколько шатких шагов и, падая на тропку, только и успел сказать:

— Ужалила…

Еще раз каркнул немецкий пулемет. «Фить-фить-фить» — близко пронеслась свинцовая стайка пуль. Туго пришлось бы разведчикам, если бы старшина Пляшечник не метнул в ответ трофейную гранату с длинной белой деревянной ручкой и не угодил бы прямо в пулеметное гнездо. Но пулеметные очереди позволили бежавшим в камышовые заросли гитлеровцам оправиться от испуга и повести оттуда ответный огонь.

— Отходите, я прикрою! — Пляшечник вставил в трофейный автомат полную обойму.

Иван с Ниной сделали перебежку и тут увидели, как из камышей на соседние бровки выскочили немцы, одетые в зелено-коричневые маскхалаты.

— Товарищ старшина, нас окружают! — крикнул Иван.

Под огнем пронеслись разведчики по бровке, пролетели по лужку и скользнули в овраг.

— Быстрей! — торопил Пляшечник. — За нами погоня!

Но уже не хватало сил бежать с прежней скоростью. Немало верст отмерили ночью разведчики. Дышать становилось все тяжелее, ноги подкашивались.

— Ой, нога… — сказала Нина, когда они очутились на околице села.

За скирдами сена белела знакомая хата Христи.

— Спасайтесь, товарищ старшина… За селом лес… Еще успеете добежать… А я не могу бросить Нину… Она ногу подвернула в проклятом овраге.

— Спасайся кто может? Что ты мелешь? А ну, прикуси язык! — С этими словами Пляшечник взял на руки Нину. — Открой дверь, Иван.

Они вошли в пустую хату. На полу и лавках валялись брошенные пузырьки с лекарствами, разбитые блюдца. Видно, в большой спешке оставляли хозяева хату, даже золотые сережки, изогнутые молодым месяцем, забыли на столе.

Пляшечник закрыл дверь на засов, подпер ее двумя рогачами.

— Будем держать оборону… Патронов маловато… Бить по немцам только одиночными выстрелами.

— Возьми мой автомат, Ваня, дай мне винтовку, — попросила Нина.

Бугай помог ей подняться по лестнице на чердак и принялся топором проделывать в соломенной крыше бойницы для круговой обороны. Старая, слежавшаяся, крепко связанная в пучки солома пружинила, как резина. При каждом ударе топора Иван покрывался густой пылью. Он жмурил глаза и чихал. Неожиданно что-то зазвенело под топором. Бугай разгреб солому и вскрикнул:

— Вот это находка!

Под стрехой лежала завернутая в промасленную тряпку новенькая десятизарядная винтовка с двумя патронными ящиками. Иван порылся в соломе и даже присвистнул от удивления. Он увидел четыре гранаты с красными глазками. Кто-то поставил их на боевой взвод. Быстро спустившись вниз, Бугай показал Пляшечнику находки.

— Теперь понятно… Партизанская хата.

Старшина, продолжая посматривать в окно, положил на лавку гранаты, погладил ладонью покрытую лаком десятизарядку. — Наша… Родная…

— Эй вы, там, в хате, сдавайтесь! — послышалось из-за скирды сена. — Мы вас только допросим и отпустим, если добровольно сложите оружие.