Полисексуал

– Не будем углубляться в этот вопрос, но он уехал тогда, когда мама его была, буквально, при смерти. Сказал, что ты его угово-рил, убедил почти силой. Иначе, говорит, ты его выгонишь из ан-самбля. Что-то очень важное заставило его уехать в Бакуриани, если это действительно так. Видишь ли, я был в разводе с женой, но я ухаживал за больной до конца – она умерла у меня на руках. Но Элик-то не был в разводе со своей мамой! – глаза «дяди» за-блестели от слёз.

– Я могу поехать с вами, если хотите, конечно! – предложил я, вскакивая с постели.

– Да, было бы хорошо, мне одному будет очень трудно! – с благодарностью сказал отец Элика, представившийся – «батони Васо». Я на машине – легковой УАЗик, везде пройдёт!

Я быстро перехватил какой-то завтрак, взял свой паспорт, какие-то деньги, и мы выехали. По дороге мы преимущественно молчали, «батони Васо» о чём-то сосредоточенно думал.

– Не случилось бы с ним чего! – вдруг вымолвил он, мало ли с кем он поехал.

У меня в голове был сумбур – с кем он мог поехать, ведь он поч-ти ни с кем не встречался. Расставались мы очень редко, и Элик всегда говорил, куда он идёт. Разве только в ресторане мы могли

51

танцевать в разных группах – одна танцует, а вторая обслуживает

– ублажает посетителей, кто-то даже присаживается к посетите-лям за стол. Конечно, если только разрешает руководитель.

До Боржоми доехали быстро, а дальше дорога пошла кругами

гору. Асфальт был весь в снегу, автомобиль скользил, но маши-на была полноприводная и всё обошлось. Доехали мы до Баку-риани только часам к шести вечера. Стали ездить от корпуса к корпусу и спрашивать, где найти турбазу «Мтиули». Нам указали на красивый корпус поодаль от других; у дверей нас остановили две дежурные женщины. «Батони Васо» начал говорить с ними по-грузински. Дежурные отворачивались, было заметно, что они не хотели разговаривать. «Батони Васо» отошёл с ними в угол и я увидел, что он достал из кошелька две купюры и тихо отдал их дежурным. Те быстро спрятали купюры в карманы своих белых халатов, повели «батони Васо» на второй этаж и указали на дверь, после чего быстро удалились.

«Батони Васо» поманил меня, подвёл к двери и постучал туда.

– «Вина хар?» (Кто ты?) – спросил оттуда раздражённый голос.

– «Мэ Эликас мама вар, миси деда гушин гардаицвала!» (Я отец Элика, его мама вчера скончалась!) – тихо и печально прогово-рил «батони Васо».

Прошло минуты три, прежде чем дверь открылась. На пороге стоял взволнованный мужчина лет тридцати, в котором я узнал завсегдатая нашего ресторана. Он был большим любителем дет-ских танцев, всегда приглашал нас к своему столу, втихаря уго-щал вином. Весёлый, вежливый мужик! А из-за спины этого «веж-ливого» мужика испуганно выглядывал… Элик. Заметив меня, он тотчас же скрылся в глубине комнаты.

Я всё понял – у меня внутри похолодело. Хорошо, хоть Элик жив, но почему он предал меня? Чем я заслужил это? Что я сделал не так, в чём провинился перед ним? – вопросов было ещё много, но ответов я не мог найти.

«Батони Васо» зашёл к ним в комнату и вскоре вышел с одетым

куртку и шапку Эликом.

– Здравствуй, Элик! – обратился я к нему, но тот только отвер-нулся.

52

– Элик расстроен смертью матери, не обижайся на него! – тихо проговорил «батони Васо» и твёрдо сказал мне:

– Ты поедешь вместе с нами, мало ли что случится по дороге – уже почти ночь, ты можешь помочь нам. Садись на заднее сиде-нье, можешь лечь там и заснуть. А Элик сядет со мной рядом, нам надо обсудить наши грустные дела.

Мне страшно не хотелось ехать с ними, но выхода не было. Я забрался на заднее сиденье и лёг на него. Отец с сыном устрои-лись на переднем сиденье, но почему-то дела свои скорбные не обсуждали.

«Батони Васо» разбудил меня, когда уже подвёз меня к дому отца. Была поздняя ночь, я ошалело поднялся, вышел из машины, попрощался с «батони Васо».

– Пока, Элик, ещё увидимся! – как-то двусмысленно сказал я, но Элик лишь кивнул, ничего не ответив мне.

Что ж, увиделись мы с Эликом на занятиях – в школе и учили-ще. В ресторан он так и не пришёл, я уж решил, что он и вовсе уехал из города. Но утром после каникул мы встретились в клас-се и сели за одну парту. Элик так посмотрел на меня, что сердце оборвалось – это был взгляд умного взрослого человека, приго-ворённого к казни. Глаза, влажные от слёз, так печально и обре-чённо обратились ко мне, что я мгновенно простил ему всё. Я не мог при всех обнять Элика, расцеловать его и зарыдать у него на плече, хотя был близок к этому. Но я нащупал своей ладонью его руку и погладил её. Элик судорожно ухватил мою ладонь своей и пожал её несколько раз. Это была и просьба о прощении, и глу-бокое осознание своей вины, и надежда на то, что у нас всё будет хорошо-хорошо и по-прежнему.

На перемене мы вышли в коридор и уединились в его тупичке.